Читать книгу "Трикстер, Гермес, Джокер - Джим Додж"

— Точно, — завопил Фредди, сделал мертвую петлю, выровнял машину и завершил номер несколькими выразительными «бочками», сопровождаемыми выкриками: «Йес! Йес!»

— А потом, — прокричал Дэниел, — после телевизоров и печатных машинок, сжечь вообще всю бумагу в стране!

— Ты понял, парень, ты понял! Если хочешь написать что-то важное, то, что хочешь оставить потомкам, напиши это на стене, черт побери! Представляешь, на что будут похожи стены мотелей? Настоящие журналы поэзии!

Фредди вскинул руки и с чувством продекламировал:

Когда удавится капиталист последний

С последним бюрократом вместе,

В умах распустятся вишневые сады.

— А когда сгорит вся бумага, — продолжал Дэниел, — люди бросят в огонь свои одежды и будут танцевать нагишом, а потом сядут в круг и будут жарить на костре зефир, пить виски, курить траву и рассказывать сказки, легенды и истории.

— А на следующее утро объединятся в синдикаты и объявят забастовку! — радостно закивал Фредди.

Пока Дэниел и Фредди несли чушь, Вольта поудобнее устроился в кресле: он уважал юношеские амбиции, источник бесконечных возможностей и неограниченного энтузиазма, но в последнее время молодежь стала утомлять его. Он попытался успокоиться и не вмешиваться в происходящее, но при виде Дэниела, смотрящегося в зеркало, его начинало трясти. Мальчишка был талантлив, возможно, даже гениален, но не мудр.

В тысячный раз Вольта спрашивал себя, стал бы он рассказывать Дэниелу об умении исчезать, если бы не Алмаз. Он вспоминал, как Мэдж Хорнбрук, его предшественница на посту в Звезде, во время прощального ужина тронула его за рукав и шепнула: «Помни, принимать ответственные решения — наше повседневное занятие». То, что Дэниел тоже видел во сне Алмаз, конечно, хороший знак — но радости от этого мало. Вольта вдруг осознал, что стареет. Уже постарел.

Двадцать минут спустя Фредди высадил их на окутанной туманом посадочной полоске возле Ила. Он даже не выключал мотора, пока Вольта и Дэниел выходили, и через минуту уже разворачивался над лесом.

Дэниел поднял свою сумку:

— А дальше? Мы пойдем пешком?

— Правильно, — рассеянно подтвердил Вольта.

— Далеко? В какую сторону?

Вольта глянул на него, затем подхватил свой чемодан:

— Сотню ярдов к северу. Там мой пикап.

— Пикап? — пренебрежительно переспросил Дэниел. — Учитывая то, что вы почетный член Звезды, я ожидал как минимум лимузина.

— Пикап — уже достаточная роскошь.

— Что это за пикап? Что-то вроде «кенворта» Улыбчивого Джека?

— Сам увидишь.

Дэниелу показалось, что это самый обычный раздолбанный пикап, разве что шины были совсем новые.

— Бобби поставил бы восемь против пяти, что резина переживет саму тачку.

Вольта подхватил сумку Дэниела и бросил ее в кузов к своему чемодану:

— Нет, не поставил бы. У Роберта достаточно наметанный глаз, он не обманулся бы внешностью.

— Ладно, — снизошел Дэниел, — пятьдесят на пятьдесят.

— Я хотел посадить тебя за руль, но раз уж ты продолжаешь оскорблять это произведение искусства, я сам тебя повезу.

Но едва Вольта включил двигатель, Дэниел ощутил, что пикап прямо-таки задрожал, готовясь рвануть с места — под капотом действительно скрывалось произведение искусства.

Вольта улыбнулся, глаза его по-мальчишески блестели:

— 427-й «крайслер». Машина настоящих контрабандистов, а сразу и не скажешь, а? Но на дороге это совершенная ракета — только ее и видели.

Вольта нажал на газ.

— Вы любите силу, — заметил Дэниел.

— Примененную с толком — да, — Вольта перешел на первую скорость, так что Дэниел смог воочию увидеть применение силы с толком. Он даже не попытался ответить — его голос все равно потонул бы в реве мотора.

Неширокая дорога миновала берег реки и стала взбираться в гору. Через час начался спуск, они пересекли северный рукав Ила — в воде дрожали бесчисленные отражения звезд — проехали несколько миль по проселочной дороге и уткнулись в крепкие металлические ворота. Вольта нажал какую-то кнопку под приборной доской, и ворота распахнулись. Дэниел решил, что они уже приехали, но им пришлось миновать еще трое ворот и протрястись около семи миль по изрезанной колеями дороге, прежде чем дорога, петляя к северу, окончательно выровнялась и наконец привела к маленькому каркасному дому с амбаром и несколькими хозяйственными постройками. Вольта снова коснулся какой-то кнопки внутри машины, и в доме зажегся свет.

Дэниел медленно — как заметил бы Жан Блёр, на долю секунды медленнее, чем нужно, — произнес:

— Что же за контрабандист создал это произведение искусства?

— О нет, это был юный электромагнитный гений, немецкий анархист, обожающий радиоволны.

— Бешеный Билл любил повторять, что «немецкий анархист» — это несовместимые понятия. С тем же успехом можно сказать, например, «баптист-гегельянец».

Вольта рассмеялся:

— Предрассудки Бешеного Билла всем известны. Однако позволь мне пригласить тебя в свою берлогу, известную в узких кругах под названием Ложбина Лорел Крик. Я не стану скрывать от тебя ее местоположение, однако обращаюсь к тебе с той же просьбой, что и ко всем посетителям: не разглашать его.

— Вы можете на меня рассчитывать, — отпарировал Дэниел, слегка пародируя официальную речь Вольты.

— Признайся, ты находишь меня несколько претенциозным?

— В какой-то мере.

Вольта подошел поближе и взглянул на него так значительно, что Дэниел был удивлен последовавшей фразой, произнесенной с горечью и стыдом: «Это театр, Дэниел. Чистый театр». И, прежде чем Дэниел успел ответить, указал в сторону окна:

— А вот это дом. Сейчас четверть пятого. Ты выгрузи сумки, а я протоплю его и приготовлю нам завтрак. Это будет твой последний прием пищи на ближайшее время, и мне хотелось бы, чтобы он запомнился.

И он запомнился. Воздушные гречневые оладьи со свежим маслом и кленовым сиропом из Вермонта. Ветчина с Голубого хребта Аппалачей, тонко нарезанная, в персиковой глазури. Фруктовый салат с яблоками, виноградом и кусочками пекана, приправленный взбитыми сливками и карри. Из напитков — сок из яблок сорта гравенштейн и на выбор венский эспрессо или чай от самого Вольты, с каплей лимонного сока и кипрейным медом.

Вольта готовил и рассказывал Дэниелу о происхождении ингредиентов. Гречка была выращена и смолота женщиной из Монтаны по имени Джейн Дурхем. Она ежегодно присылала Вольте пятидесятифунтовый мешок, поскольку тот собственноручно разыскал могилу ее деда, стоявшего у истоков движения гобблей, и установил на ней надгробный камень. Ветчину поставляла Тикк Хатауэй, последние двадцать фунтов Вольта получил в обмен на бейсбольную карту с изображением Хонуса Вагнера 1925 года, пополнившую коллекцию Тикк. Яблоки доставили из женской коммуны в долине Сономы, сок был отжат в специальной давилке. Десять галлонов кленового сиропа привез Улыбчивый Джек с фермы Хьюлит Джеффериз в Берлингтоне. Мед прислали в счет своих пяти процентов члены другой коммуны, отказавшиеся от использования денег; они называли их «закладными мертвого президента».