Читать книгу "Юродивый - Сергей Шхиян"

— Да, а ты иди к сестрам и братьям, — на ходу ответил я.

— Можно я посмотрю? — попросил он.

Объясняться с ним времени не было, и я кивнул. Теперь мне нужно было запалить порох, плотно набитый в сопло тыльной части пищали. Фитилем это сделать просто, а вот зажечь его от лампадки, оказалось нелегко. Больше всего я боялся, что она потухнет, так мал и ненадежен был плавающий в масле огонек. Пришлось пожертвовать куском трута. Как только он загорелся, я его раздул, положил прямо на сопло и, схватив в охапку мальчика, отбежал с ним подальше от ненадежного оружия. Пищаль грохнула так, что у меня заложило уши, а ее саму отдачей отбросило до противоположной стены. Покойный Кошкин пороха насыпал не жалея.

— Теперь беги к своим, — приказал я мальчику. Он оглушенный и напуганный повиновался, а я бросился в сени. Запорожец с Гривовым уже успели открыть дверь и выйти на крыльцо. Толпа после выстрела отхлынула и теперь молча стояла шагах в двадцати от избы. На ступенях остались только убитые хозяева, Вид у них был страшный, разорванная одежда и растерзанная плоть. Легче всего срывать свой гнев на беззащитных мертвых!

Гривов и запорожец плечом к плечу стояли возле дверей. Я встал между ними с опущенным сабельным клинком. Обе стороны молчали. Чего можно ждать от такого количества разъяренных, опьяненных кровью людей, я не представлял. Все могло повернуться или в одну или в другую сторону.

— Если пойдут на нас, — отступаем, — тихо сказал я товарищам.

Однако озверевшие холопы на нас нападать не спешили. От общей массы отделился человек в красном кафтане, убивший Кошкина.

— Казаки, — с истерическими нотами в голосе, закричал он, — отдайте нам кошкинских пащенков, и мы вас не тронем!

— Это вы расходитесь, тогда мы вас не тронем, — ответил Степан, поднимая над головой секиру.

В толпе отходящей от шока после выстрела, раздались крики и улюлюканье. Герой в красном кафтане сделал шаг в нашу сторону, толпа качнулась вслед за ним, и я пожалел, что не взял с собой лук и стрелы. Похоже, что он и был главным смутьяном, поднявшим бессмысленный бунт.

— Казаки, не повинуетесь, мы вас убьем! — опять закричал он, — Отдайте нам пащенков и идите куда вздумается!

Главарь, чувствуя за спиной поддержку толпы, горделиво упер руку в бок и отставил в сторону бердыш. Он явно блефовал, пытаясь взять нас на понт.

— Ну что, попробуем их разогнать, — тихо спросил я запорожца, — только не зарывайся, если что отступаем! Помни, за нами дети.

— Идет, — согласился он, — а ты останься, сторожи дверь, — добавил он, обращаясь к Гривову.

Мой деревенский приятель хоть и держал в руках саблю, выглядел совсем не воинственно. К тому же ему совсем незачем было рисковать жизнью ради детей своего палача.

— Идем! — сказал я, и мы с запорожцем начали медленно спускаться с крыльца.

Главарь руку с бока убрал и приготовил к бою бердыш. Толпа пока стояла на месте, но не так монолитно как прежде. Как обычно бывает, уже каждый начал бояться за себя. Никому не хотелось попасть под секиру здоровенного казака.

— Смотрите, волк! — истерично крикнул кто-то в толпе.

«Волка» заметили не только там, я тоже увидел, как Полкан не торопясь, идет между нами и толпой. Вид у него был грозный: вздыбленная шерсть, оскаленная пасть.

Он подошел, развернулся и встал между Степаном и мной. Теперь, получалось, что нас стало трое и не знаю, кто из нас больше нагнал страха на крестьян.

— Волк, волк, волк! — опять закричали в разных местах, — Оборотень! — добавил чей-то испуганный голос.

Мы медленно приближались к толпе. Со стороны вид у нашей троицы был, думаю, страшный. Главарь с бердышом, смотрел на нас во все глаза и когда мы подошли, невольно отступил. Морда у него была самая, что ни есть самоуверенная, но оказаться в одиночку против двоих казаков, да еще и перед «серым волком», который может быть оборотень, страшно любому.

— Чего это вы, казаки! — совсем тихо сказал он. — Мы вам зла не желаем. Барин кровопийца и за свое ответил…

Я хотел спросить, при чем тогда малолетние дети, но не стал вступать в дискуссию, чтобы не снизить динамики момента. Степан вдруг сделал круговое движение огромной секирой, Полкан зарычал, я поднял саблю, и предводитель бунта сломался. Он начал отступать на толпу, она расступилась, и он исчез за чужими спинами.

Теперь мы стояли перед простыми крестьянами, среди которых оказались и спасенные из темной избы мужики.

Похоже, что кровь уже отливала от голов, и вид у большинства был не свирепый, а виноватый.

— Вы казаки не сердитесь, — рассудительно сказал высокий мужчина, с правильными чертами лица и глубокими морщинами от носа к подбородку, — покойный барин много нашей крови выпил…

— А мы-то тут причем? Мы вас не обижали, я даже ваших мужиков из темной вызволили. Вы же нас, чуть не убили камнями! — громко, что было всем слышно, сказал я.

— Дети ихние, дьявольское семя! Вырастут, такими же извергами будут. Отдали бы вы нам их добром! — крикнул со стороны невидимый человек.

— А если они не в родителей пойдут? Вы же православные люди, неужели невинных детей убьете? — опять громко, «на публику», спросил я.

Мужик, начавший переговоры, задумался помолчал, перекрестился и только после этого сказал:

— Мы конечно не звери и понимаем правду, только сам посуди, чем они нам за такое зло отплатят?

— Вы же не все помещиков убивали! Убил один. Где тот в красном кафтане? Пусть выйдет вперед, чего он за спинами прячется? — дал я возможность бунтарям сохранить лицо.

По сути, крестьянин был прав, при полном произволе помещиков ничего кроме зла они от потомков Кошкина не увидят. У всех в таких случаях своя правда и свой интерес, но это не повод убивать всех, кто может когда-нибудь навредить. Жизнь есть жизнь и в нее вмещается столько всего, что предвидеть и предусмотреть далекое будущее просто невозможно.

— Нет, — твердо ответил мужик, — миром решили бунтовать, миром и ответ держать будем! Сил у нас больше терпеть не осталось. Даже барские холопы на нашу сторону встали!

— Знаете что, — опять громко сказал я, — вы сейчас идите домой, а к вечеру пусть придут выборные мужики. Мы вместе и решим, как быть дальше. Нас с товарищем коровинские знают, мы их из казацкого плена вызволяли, они подтвердят, что у нас нет на вас умысла. Меня самого по приказу вашего помещика едва в избе живым не сожгли!

— Оно конечно так, — начал сдаваться мужик, — если вы заступитесь, тогда конечно. Только мы своих выдавать все равно не станем. Нет на это нашего согласия.

— Ладно, вечером все и обсудим, — посулил я. — А пока нужно убитых прибрать, да на погост отнести. Не гоже христианам над мертвыми суд творить. Теперь они за свои грехи уже перед Господом ответ держат.

Эти доводы окончательно убедили крестьян сменить гнев на милость. Люди начали поворачиваться и выходить из толпы. Она быстро редела. Перед нами осталось всего несколько человек, вполне мирно настроенных. Им хотелось уже сейчас начать обсуждение случившегося, но мне не терпелось разыскать и успокоить Марфу. Дворовые люди между тем, собрались уже возле крыльца и обступили убитых.