Читать книгу "Юродивый - Сергей Шхиян"

— Ясное дело, ты жертва вселенского зла, — сочувственно согласился я, выталкивая его из дверей.

Кошкин иронии не понял, как и слишком мудреного выражения, и ухватился за слово «жертва», заговорил быстро, захлебываясь словами:

— Он, он враг рода человеческого! Он Иисуса смущал и меня смутил. Не выдержал я искушения, поддался! Отмолю грех, Господом клянусь, отмолю! Обедню закажу за здравие, свечу пудовую образу Святителя поставлю! Господь всемилостив, он простит! Он то ведает, что нет у меня на сердце зла! Бедным милостыню раздам, — совсем тихо добавил он, поняв, что я его не слушаю.

В людской каморе, как и прежде, было пусто. Я крикнул Степану, что мы выходим. Он не ответил.

— Иди первым, — приказал я Кошкину, — как выйдем, велишь своим холопам убраться со двора.

Через узкий проход барин шел первым, я следом за ним подталкивая в спину сабельным острием. Последним оказался Гривов. Ближе к дверям стали слышны крики во дворе. Мы вышли на крыльцо. Двор был заполнен людьми. Как только нас увидели, крики разом смолкли. Кошкин стоял впереди меня, и моей сабли толпе видно не было.

Не знаю, что в эту минуту думал Афанасий Иванович, скорее всего, искал способ, спастись. Внизу, во дворе стояли его подданные, среди которых я увидел несколько человек с оружием в руках. Похоже, запертые в избах гайдуки сумели освободиться, и это сильно осложняло дело.

— Приказывай всем уйти, — тихо сказал я, наклоняясь к лысине покрытой крупными каплями пота.

Кошкин вздрогнул, не зная на что решиться.

— Приказывай — свирепым шепотом, повторил я.

Кошкин, было, дернулся, но сказать ничего не успел. Сзади нас на крыльцо вышли новые действующие лица, запорожец в моем камзоле об руку с «просватанной» Дарьей и. дородная хозяйка.

Женщины уже успели одеться. Дети остались стоять в сенях, выглядывали в двери, не решаясь выйти на крыльцо.

Я невольно оглянулся назад. Словно почувствовав спиной, что конвоир на мгновение отвлекся, Кошкин бросился вниз по ступеням. Я дернулся, попытался достать его концом сабли, но он успел преодолеть несколько ступеней, я его не достал.

Бежать за ним было равносильно самоубийству. Толпа стояла так близко к крыльцу, что я бы разом оказался в ее власти.

— Бей их! — закричал помещик, но тут же его голос оборвался и вместо того, что бы скрыться в толпе, он остановился на последней ступени лестницы и сделал шаг назад.

— Убили! — воскликнул он, оборачиваясь ко мне. — Меня убили!

Я не понял, к чему он это сказал, имея в виду, что не успел достать саблей и значит уже никак не мог убить.

— За что? — опять воскликнул он, вполне нормальным человеческим голосом и начал валиться на спину. Только когда он упал, я увидел, на его груди красное пятно. Диким голосом закричала жена. Афанасий Иванович еще пытался что-то сказать, приподнялся, опираясь рукой о ступень, но рука подламывалась, а кровавое пятно на груди делалось все больше. Несмотря на драматизм ситуации, он выглядел смешно: из-под задравшейся рубахи торчали толстые голые ноги, которыми он сучил, будто ехал на велосипеде.

Только оторвав от него взгляд, я разглядел убийцу, незнакомого мужика с бердышом. Он еще продолжал держать его наперевес, скаля крупные, ровные зубы. По одежде убийца не походил на крестьянина. На нем был красный кафтан и сдвинутая на бок стрелецкая шапка. Наши взгляды встретились, он почему-то мне весело подмигнул и закричал тревожным, срывающимся голосом:

— Бей боярина и все его семя! Смерть им!

Толпа во дворе как по команде заревела. Я хотел крикнуть, остановить людей, чтобы предотвратить бессмысленную бойню, но в нас полетели камни. Один ударил меня в грудь, заставив невольно отшатнуться назад. Камень был большой, но брошен слабой рукой, так что я почти не почувствовал боли.

Внезапно оборвался зычный рев помещицы, матрона схватилась за голову и рухнула прямо в руки взбунтовавшейся черни. Это на секунду задержало толпу, и мы успели отступить в сени. Я увидел, как над телом упавшей женщины поднимаются кулаки и палки, постом захлопнул дверь.

— Мама, мамонька моя! — завизжала девочка лет одиннадцати, пытаясь выскочить наружу. Остальные дети молча отступали по узкому проходу внутрь дома.

— Марья, назад! — крикнула Дарья сестре, схватила ее за плечо и потянула за собой в покои. Девочка отбивалась и так кричала, что мне стало за нее страшно.

— Что это было? — спросил меня казак, отирая со лба кровь. Ему повезло меньше чем мне, и камень попал точно в голову.

— Сам не пойму, наверное, бунт.

— Что будем делать? — спросил он, прислушиваясь к воплям во дворе.

— Пока не знаю, — ответил я, пытаясь осмыслить, что собственно, произошло, почему камни полетели и в правых и виноватых, — видно придется сражаться!

Во входную дверь снаружи уже ломились, гулко били по доскам дубинами.

— Ну, я их! — свирепо сказал запорожец, собираясь выскочить наружу.

— Не нужно, Степа! — испугано остановила его, вернувшаяся в сени, дочь помещика.

«Уже Степа! — подумал я, — и когда они только успели так близко познакомиться!».

Девушка была права, с саблей и кинжалом против разъяренной толпы не повоюешь.

— Есть у вас в доме оружие? — спросил я детвору, испуганно жмущуюся в проходе.

— Там есть, — подал голос мальчик лет семи, указывая вглубь дома.

— Вы все идите к себе, — велел я малолетним Кошкиным, — а ты с нами!

Дети послушно выполнили приказ, а мы пятеро, с нами осталась Дарья, бросились разбираться с местным арсеналом.

Афанасий Иванович относился к обороне своего жилища серьезно. В кладовке, которую нам указал мальчик, чего только не было: бердыши, пики, сабли, даже две заряженные пищали. Это была самая ценная находка.

Степан и Гривов, начали выбирать себе оружие, я схватил здоровенную, двухпудовую пищаль и отнес ее в подклеть, служившую пыточной камерой. Ее окна-бойницы, как раз выходили во внутренний двор. Каменные стены были довольно толстые, и уложить пищаль на подоконнике удалось без труда. Чтобы выстрелить нужен был огонь. Возня с огнивом, даже при отточенных навыках, занимала не меньше минуты, пришлось совершить небольшое святотатство, воспользоваться лампадкой теплящейся перед иконами.

Пока я метался по дому, товарищи вооружились. В наружную дверь уже колотили с такой яростью, что грохот стоял во всем доме. На наше счастье нападающие пока не догадались выбить дверь бревном.

— Идите в сени! — крикнул я соратникам. — Как только выстрелю, открывайте!

Долго объяснять было недосуг, но запорожец и так все понимал с полуслова. Они с Гривовым и так уже побежали в сени. Я же понес лампадку в подклеть.

— Дядя, ты будешь стрелять? — тихо спросил мальчик, глядя на меня серьезными глазами.