Читать книгу "Чернобыльская молитва. Хроника будущего - Светлана Алексиевич"

Хочу думать о красивом…"

"В первый год после аварии…

У нас в посёлке исчезли воробьи… Они валялись всюду: в садах, на асфальте. Их сгребали и вывозили в контейнерах с листьями. В тот год листья не разрешали жечь, они были радиоактивные. Листья хоронили.

Через два года воробьи появились. Мы радовались, кричали друг другу: «Я вчера видел воробья… Они вернулись…»

Пропали майские жуки. Их до сих пор у нас нет. Может, они вернутся через сто или тысячу лет, как говорит наш учитель. Даже я их не увижу… А мне девять лет…

А как моя бабушка? Она же старенькая…"

"Первое сентября… Школьная линейка…

И ни одного букета. В цветах, мы уже знали, много радиации. Перед началом учебного года в школе работали не столяры и маляры, как раньше, а солдаты. Они косили цветы, снимали и увозили куда-то землю на машинах с прицепами. Вырубили большой старый парк. Старые липы. Баба Надя… Её всегда звали в дом, когда кто-нибудь умирал. Поголосить. Почитать молитвы. «Молния не ударила… Сушь не напала… Море не залило… Лежат как чёрные гробы… – Она плакала над деревьями, как над людьми. – А, мой ты дубок… Моя ты яблонька…»

А через год нас всех эвакуировали, деревню закопали. Мой папа – шофёр, он ездил туда и рассказывал. Сначала вырывают большую яму… На пять метров… Подъезжают пожарники… Из брандспойтов моют дом с конька до фундамента, чтобы не поднять радиоактивную пыль. Окна, крышу, порог – все моют. А потом кран стягивает дом с места и ставит в яму… Валяются куклы, книжки, банки… Экскаватор подгребает… Все засыпают песком, глиной, утрамбовывают. Вместо деревни – ровное поле. Там лежит наш дом. И школа, и сельсовет… Там мой гербарий и два альбома с марками, я мечтала их забрать.

Был у меня велосипед… Его только мне купили…"

"Мне – двенадцать лет…

Я все время дома, я – инвалид. В нашем доме почтальон приносит пенсию мне и дедушке. Девочки в классе, когда узнали, что у меня рак крови, боялись со мной сидеть. Дотронуться. А я смотрела на свои руки… На свой портфель и тетрадки… Ничего не поменялось. Почему меня боятся?

Врачи сказали: я заболела, потому что мой папа работал в Чернобыле. А я после этого родилась.

А я люблю папу…"

"Я никогда не видела столько солдат…

Солдаты мыли деревья, дома, крыши… Мыли колхозных коров… Я думала: «Бедные звери в лесу!» Их никто не моет. Они все умрут. И лес никто не моет. Он тоже умрёт".

Учительница сказала: «Нарисуйте радиацию». Я нарисовал, как идёт жёлтый дождь… И течёт красная река…"

"С детства любил технику… Я мечтал… Вырасту – буду технарь, как папа, он технику обожал. Мы вместе с ним все время что-то конструировали. Строили.

Папа уехал… Я не слышал, как он собирался. Я спал. Утром увидел заплаканную маму: «Наш папа – в Чернобыле».

Ждали папу, как с войны…

Он вернулся и снова стал ходить на завод. Ничего не рассказывал. А в школе я всем хвастался, что мой папа приехал из Чернобыля, он – ликвидатор, а ликвидаторы – это те, кто помогал ликвидировать аварию. Герои! Мальчишки мне завидовали.

Через год папа заболел…

Мы ходили по больничному скверу… Это было после второй операции… И он первый раз заговорил со мной о Чернобыле…

Работали они недалеко от реактора. Тихо-мирно, вспоминал, красиво. А в это время что-то происходит. Сады цветут. А для кого? Люди из деревень ушли. Ехали через город Припять: на балконе висит бельё, горшки с цветами. Стоит под кустом велосипед с брезентовой сумкой почтальона, набитый газетами и письмами. И на ней птичье гнездо. Как в кино, я видел…

Они «чистили» то, что надо было бросить. Снимали грунт, загрязнённый цезием и стронцием. Назавтра – все снова «щёлкало.»

«На прощание нам пожали руки и вручили справки с благодарностью за самоотверженность»… Отец вспоминал и вспоминал. В последний раз вернулся из больницы и сказал нам: «Если останусь жив, никакой химии, никакой физики. Уйду с завода… Только в пастухи…»

Мы с мамой остались вдвоём. Я не пойду в технический институт, как мечтает моя мама. В тот, где папа учился…"

"У меня есть маленький брат…

Он любит играть в «Чернобыль». Строит бомбоубежище, засыпает песком реактор… Или нарядится пугалом, бегает за всеми и пугает: «О-о-о! Я – радиация! О-о… Я – радиация!»

Его ещё не было, когда это случилось".

"По ночам я летаю…

Летаю среди яркого света… Это не реальность, и не потустороннее. Это и то, и другое, и третье. Во сне я знаю, что могу войти внутрь этого мира, побыть в нем… Или остаться? Мой язык неповоротлив, дыхание неправильное, но мне не надо там ни с кем разговаривать. Что-то похожее со мной когда-то уже случалось. Но – когда? Я не помню… Меня распирает желание слиться, но я никого не вижу… Только свет… Ощущение такое, что я могу его потрогать… Какой я – огромный! Я со всеми, но уже в стороне, отдельно. Один. В самом раннем детстве я видел некоторые цветные изображения так, как вижу сейчас. В этом сне… Наступает момент, когда я ни о чем другом уже не могу думать. Только… Вдруг откроется окно… Неожиданный порыв ветра. Что это? Откуда? Между мной и кем-то устанавливается связь… Общение… Но как мне мешают эти серые, больничные стены. Как я слаб ещё… Свет я закрываю головой, потому что он мешает видеть… Я тянулся, тянулся… … Стал смотреть выше…

И пришла мама. Вчера она повесила в палате икону. Что-то шепчет там в углу, становится на колени. Они все молчат: профессор, врачи, медсёстры. Думают, что я не подозреваю… Не знаю, что скоро умру… А я по ночам учусь летать…

Кто сказал, что летать легко?

Когда-то я писал стихи… Я влюбился в девочку, в пятом классе… В седьмом открыл что, есть смерть… Мой любимый поэт Гарсия Лорка. Вычитал у него: «тёмный корень крика». Ночью стихи звучат иначе. По-другому… Я начал учиться летать… Мне не нравится эта игра, но что делать?

Моего лучшего друга звали Андрей… Ему сделали две операции и отправили домой. Через полгода ждала третья операция… Он повесился на своём ремешке… В пустом классе, когда все сорвались на урок физкультуры. Врачи запретили ему бегать, прыгать, он считался лучшим футболистом в школе. До… До операции…

У меня здесь было много друзей… Юля, Катя, Вадим, Оксана, Олег… Теперь – Андрей… «Мы умрём, и станем наукой», – говорил Андрей. «Мы умрём, и нас забудут», – так думала Катя. «Когда я умру, не хороните меня на кладбище, я боюсь кладбища, там только мёртвые и вороны. А похороните в поле…» – просила Оксана. «Мы умрём…» – плакала Юля.

Для меня теперь небо живое, когда я на него смотрю… Они там…"

Одинокий человеческий голос

"Я недавно была такая счастливая. Почему? Забыла…

Все осталось где-то в другой жизни… Я не понимаю… Не знаю, как снова смогла жить. Захотела жить. Вот – смеюсь, разговариваю. Я так тосковала… Я была как парализованная… Хотелось с кем-нибудь говорить, но с кем-нибудь не из людей. Зайду в церковь, там тихо-тихо, как в горах бывает. Тихо-тихо. Там можно забыть свою жизнь. А утром проснусь… Ищу рукой… Где он? Его подушка, его запах… Маленькая незнакомая птичка бегает по подоконнику с маленьким колокольчиком и будит, никогда раньше такого звука, такого голоса не слышала. Где он? Я не все могу передать, не все проговаривается. Не понимаю, как я осталась жить. Вечером дочка подойдёт: «Мам, я уроки уже выучила». Тут я вспомню, что у меня есть дети. А где же он? «Мам, а у меня пуговичка оторвалась. Пришей». Как мне уйти за ним? Встретиться. Закрою глаза и думаю о нем, пока не усну. Во сне он приходит, но только мельком, быстро. Сразу исчезает. Я даже слышу его шаги… Вот куда он исчезает? Где? А ему так не хотелось умирать. Смотрит в окно и смотрит. На небо… Я ему одну подушку подложу, вторую, третью… Чтобы было высоко. Он умирал долго… Целый год… Мы не могли расстаться… (Долго молчит.)