Читать книгу "После нас - хоть потом - Евгений Лукин"

— По закону Мать должна уйти сама, — напомнила Чага.

— По закону… — Стрый усмехнулся. — По закону металл не должен бить сверху, а он бьет… Когда шли через разоренную степь, нашел я старое укрытие, в нем осколков больше, чем костей…

— Там упала стальная птица, — сказала Чага.

— Стальная птица — тоже металл, — хмуро ответил Стрый. — Раз он нарушает закон, значит и я нарушу… Матерью семейства будешь ты.

— Она не уйдет добровольно, Стрый…

— А не уйдет — изгоним! — Он шевельнул пальцами, и хворостина, хрустнув, сломалась у него в кулаке…

Зачем она поверила ему! Ведь знала же, знала, что кому-кому, но только не Стрыю тягаться с Матерью в хитрости… И все-таки поверила.

Несколько дней вела себя как дура: пыталась командовать, то и дело перечила Матери. А та уступала ей во всем. Уступала и терпеливо ждала случая. Видела: власть ударила девчонке в голову, девчонка неминуемо должна оступиться…

Так оно и вышло. Чага чистила рыжую самку и заметила в комке вычесанной шерсти крупинку металла. По закону шерсть надлежало немедленно сжечь, а тому, кто сжигал, пройти очищение. Но, то ли уверовав в собственную безнаказанность, то ли просто машинально, Чага, повторяя преступление, на глазах у женщин взяла двумя пальцами сверкнувший осколочек и отбросила в сторону.

И тогда раздался вопль Матери.

3

Они бежали от Чаги в такой спешке, будто и вправду верили, что металл поразит преступницу немедля. На самом деле блистающая смерть могла годами щадить изгнанника, разя взамен невинных и правых. И в этом был глубокий смысл: указывая металлу, что ему следует делать, люди могли возгордиться.

Однако справедливость требовала, чтобы преступник был наказан. Поэтому при встрече с таким отверженным самого его надлежало убить, а зверя и скарб взять себе в награду за доброе дело. В том, что дело это именно доброе, сомнений быть не могло — изгоняли редко и лишь в двух случаях: за убийство сородича и за прикосновение к металлу.

А узнавали изгнанника просто: одинокий прячущийся чужак, как правило, молодой и здоровый. Стариков и калек тоже оставляли в степи, но к ним, конечно, отношение было иное — всякий понимал, что рано или поздно ему суждено то же самое…

Чага хорошо помнила, как Стрый и Натлач захватили молодого чужака, который вместо того, чтобы достойно умереть в бою, попытался прикинуться калекой — говорил, что у него одна нога совсем не ходит. Пленника раздели и, осмотрев, проделали с ним такое, от чего нога мигом пошла. Мужчины сломали ему пальцы и отдали его женщинам. Те, посмеиваясь, увели бледного, как кость, изгнанника за холм, а Колченогая обернулась и крикнула:

— Чага! Ты уже взрослая! Идем с нами!..

Но Чага тогда побоялась почему-то последовать за Колченогой, а вечером все-таки вышла за холм и, отогнав пятнистых хищников, посмотрела. Трудно уже было сказать, что с ним сделали женщины, а что — хищники…

Изгнанницу бы отдали мужчинам…

Чага вздрогнула: показалось, что с вершины холма за ней наблюдает всадник. Это качнул спутанной желто-зеленой макушкой попади-в-меня — невероятно цепкий и живучий кустарник, растущий, как правило, на самых опасных местах. Металл терзал его и расшвыривал, но каждая срубленная ветка тут же запускала в землю корень, и рассеваемый таким образом кустарник быстро захватывал целые склоны…

Теперь ей часто будут мерещиться всадники… До самой смерти.

Чага остановилась и, подойдя к Седому, поправила вьюк так, чтобы он не касался подживающей раны на горбу. Ведя обоих зверей в поводу (Рыжая заметно хромала), изгнанница пробиралась длинной неизвестно куда ведущей низинкой и все никак не решалась выйти на холм и осмотреться. Оба склона были уставлены живыми столбиками — зверьки стояли довольно далеко от нор и безбоязненно провожали Чагу глазами…

И еще был изгнанник-убийца. Бродяга, уничтожавший ночами целые семейства. Чага была ребенком, когда на охоту за этим таинственным и страшным человеком поднялась вся степь. Его сбили с седла и изломали где-то чуть ли не у самых Солончаков. Потом рассказывали, что обе женщины, которых он когда-то украл и сделал своими женами, дрались вместе с ним до последнего. Странно. Уж их-то бы не тронули…

Чага достала из седельной сумки кистень и, накинув петлю на запястье, намотала ремень на руку. Если ей повезет и первыми на нее наткнутся не мужчины, а женщины с такими же вот кистенями, то все решится очень просто. Главное — вовремя подставить висок. Она вспомнила, какое лицо было у пленника, когда женщины вели его за холм, и стиснула зубы. Что угодно, только не это…

Оба склона шевельнулись, и Чага вскинула голову. Кругом чернели норы. Зверьков не было.

На блекло-голубое полуденное небо легла сверкающая царапина. Потом еще одна. А секунду спустя в высоте словно лопнула огромная тугая тетива, и неодолимый ужас, заставляющий судорожно сократиться каждую мышцу, обрушился на Чагу с севера. Там, за покатым лбом поросшего желто-зеленым кустарником холма, стремительно пробуждалась блистающая смерть.

Думая про опасности, связанные с людьми, Чага впервые в жизни забыла о том, что на свете есть еще и металл.

4

Хватаясь за колючие, легко рвущиеся космы кустарника, она выбралась на бугор и задохнулась. Небо на севере было накрест исчеркано мгновенными сверкающими царапинами, а тоскливый лишающий сил ужас наваливался теперь с трех сторон — такого Чага еще не чувствовала никогда.

Внизу, закинув красивую горбоносую морду, истошно затрубил Седой.

Успеют ли они выбраться отсюда? Раздумывать над этим не следовало и вообще не следовало уже ни над чем раздумывать. Пока не закрылась брешь на юго-востоке — бежать!.. Правда у Седого еще не поджила спина, а Рыжая хромает… Но выхода нет, Седому придется потерпеть…

Чага повернулась, намереваясь кинуться вниз по склону к оставленным животным, как вдруг новая плотная волна страха пришла из степи, толкнула в грудь… Это сомкнулась брешь на юго-востоке. Металл шел отовсюду.

Оскальзываясь, оступаясь, увязая в колючих желто-зеленых зарослях, она скатилась вниз и, поймав за повод сначала Седого, потом Рыжую, потащила их по низинке. Сейчас здесь будет не менее опасно, чем на вершине холма. Уходя из-под удара металл частенько использовал такие ложбины; он пролетал по ним, стелясь над самой землей, и горе путнику, решившему переждать там стальную метель!

Низинка все не кончалась и не кончалась, но зверей Чага бросить не могла. Какая разница: погибнуть самой или погубить животных? Все равно пешком от металла не уйдешь…

Склоны наконец расступились, и в этот миг сверкнуло неподалеку. Воздух запел, задрожал. Огромные тугие тетивы лопались в высоте одна за другой.

Обеспамятев от страха, Чага все-таки заметила шагах в двадцати небольшой голый овражек и рванулась к нему. Укрытие ненадежное, но другого нет. Металл не любит углублений с обрывистыми краями, и если овражек достаточно глубок…