Читать книгу "Убийца по прозвищу Англичанин - Дэниел Сильва"

– Мне холодно.

– Могу представить.

– Мне очень жаль.

– Да, я понимаю, что тебе жаль. Если ты извинишься перед большим человеком и расскажешь ему все, что знаешь, тогда он напоит тебя и даст тебе теплую одежду.

– Я хочу говорить с ним.

– С кем ты хочешь говорить?

– Я хочу говорить с большим человеком.

– Пойдем наверх и отыщем его?

– Мне очень жаль. Я хочу говорить с большим человеком.

– Пошли, Герхардт. Двинулись, возьми мою руку. Обопрись о мою руку. Дай я тебе помогу.

42

Маллес-Веноста, Италия

На Габриеле были хорошо отутюженные брюки цвета хаки и мягкий бежевый свитер, отлично облегавший его талию и плечи. Все в его внешнем виде говорило об удобстве и удовлетворении жизнью, а именно такое впечатление он хотел создать. Эли Лавон ввел Петерсона в комнату и посадил на жесткий стул с прямой спинкой. Петерсон сел словно перед взводом на расстреле, упершись взглядом в стену.

Лавон вышел. Габриель продолжал сидеть, опустив глаза. Он никогда не праздновал победу. Он знал лучше многих, что в разведке победы часто бывают мимолетными. Случается, со временем они и вовсе не кажутся победами. Тем не менее он на мгновение насладился тем, как закруглилось дело. Совсем недавно Габриель был под арестом, а Петерсон задавал ему вопросы, – Петерсон в хорошо сидящем сером костюме, полный изысканной швейцарской самоуверенности. А сейчас он сидел перед Габриелем в трусах и дрожал.

Их разделял белый пластмассовый столик, на котором лежала лишь папка и стояла кружка Габриеля с дымящимся кофе. Подобно помещению, где держали Петерсона в подвале, полы в этой комнате были глиняные, а стены оштукатурены. Ставни были прикрыты. По стеклу назойливо барабанил несомый ветром дождь. Габриель смотрел на Петерсона с отвращением и испытующе молчал.

– Вам так это не сойдет.

Это был Петерсон, который нарушил молчание. Он произнес это на английском, а Габриель тотчас перешел на немецкий, тщательно и грамматически правильно произнося слова на верхненемецком своей матери. Ему хотелось подчеркнуть неточности петерсоновского Schwyzerdütsh.[34]Подчеркнуть швейцарскую сущность Петерсона. Изолировать его.

– Что не сойдет, Герхардт?

– То, что вы похитили меня, чертов мерзавец!

– Но нам это уже сошло.

– В гараже моего дома стоят камеры слежения. Этот трюк, который вы устроили с вашей шлюхой, записан на видеопленку. Цюрихская полиция, по всей вероятности, уже имеет ее.

Габриель спокойно улыбнулся.

– Мы позаботились о камерах слежения точно так же, как ты позаботился о камерах слежения на вилле Рольфе в тот вечер, когда ты убил его и выкрал его картины.

– Что вы несете?

– Я говорю о картинах из тайной коллекции Рольфе. Картинах, которые он получил во время войны за услуги, оказанные СС. Картинах, которые он хотел вернуть.

– Я понятия не имею, о чем вы болтаете. Я понятия не имею о какой-то тайной коллекции и, безусловно, не имею никакого отношения к убийству Аугустуса Рольфе! Никто никогда в жизни не поверит, что я как-то связан с его смертью.

– Да ты же убил Аугустуса Рольфе. Потом ты убил Вернера Мюллера в Париже. Потом Эмиля Якоби в Лионе. Ты пытался убить меня в Цюрихе. Ты подослал человека, чтобы убить Анну Рольфе в Венеции. Все это сердит меня, Герхардт.

– Вы просто помешанный!

Габриель видел, что бравада Петерсона постепенно начинает ослабевать.

– Ты долгое время не появлялся на работе. Твое начальство тоже хотело бы с тобой поговорить. Они тоже не могут тебя найти. Нечего и говорить, что твоя жена хотела бы знать, где, черт побери, ты находишься. Она безумно взволнована.

– Бог мой, что вы наделали? Что, черт побери, вы наделали?

Петерсон, казалось, был уже не в состоянии сидеть спокойно. Он раскачивался на стуле и весь трясся. А Габриель отхлебнул кофе и сделал гримасу, словно он был слишком горячим. Затем он открыл папку и принялся доставать фотографии. Он вынимал их по одной, окидывал быстрым взглядом и затем переправлял по столу Петерсону.

– Она неплохо снимает, верно, Герхардт? Ну и ну, похоже, ты здесь очень веселишься. А взгляни на эту. Мне бы не хотелось объяснять миссис Петерсон, что тут происходило. Да и прессе. А также твоему министру в Берне.

– Вы всего лишь шантажист! Да ни один человек не поверит, что это настоящие фотографии. Они увидят в этом то, какими они являются на самом деле – дешевой подделкой дешевого шантажиста. Впрочем, шантаж и убийство являются разменной монетой вашей Службы, верно? Этим вы славитесь.

Габриель не стал собирать фотографии на столе – пусть лежат на виду. Петерсон сделал над собой усилие, чтобы не смотреть на них.

– Так вот, значит, что ты говоришь своей жене и своему начальству, что ты невинная жертва шантажа? Что тебя зацапала израильская разведка и накачала лекарствами? А знаешь, о чем тебя спросят твои начальники? Они скажут: «Почему израильская разведка вдруг выбрала именно тебя и подвергла такому обхождению, Герхардт? Что ты наделал, чтобы они повели себя так?» И тебе придется дать на это ответ.

– Проблемы не будет.

– Ты в этом уверен? Это может оказаться не так легко, учитывая тот факт, что некоторые из наиболее уважаемых средств массовой информации мира будут ежедневно разоблачать интересные кусочки твоей истории. Это будет похоже на пытку водой – извини за сравнение. Ты, возможно, выживешь, но твоя карьера будет кончена, твои мечты стать шефом федеральной полиции так и останутся мечтами. Карьера политика будет для тебя закрыта. Как и бизнес. Ты думаешь, твои дружки из банков придут тебе на помощь? Сомневаюсь, поскольку тебе нечего будет им предложить. Представь себе: ни работы, ни пенсии, ни финансовой поддержки от дружков.

Габриель сделал паузу, чтобы поднять крышку папки и достать еще полдюжины фотографий – фотографии наблюдения над женой и детьми Петерсона. Он намеренно положил их рядом с фотографиями Петерсона с девицей.

– Кто позаботится о твоей жене? Кто позаботится о твоих детях? Кто будет платить за эту милую квартирку на Цюрихском озере? Кто будет выплачивать за этот большой «мерседес»? Картинка получается не очень приятной, но она может и не состояться. Я не люблю убийц, Герхардт, особенно когда они убивают в интересах банка, тем не менее я предложу тебе выход из положения. И я советую тебе избрать его, пока не поздно.

– Чего вы от меня хотите?

– Теперь ты будешь работать на меня.

– Это невозможно!

– Ты поможешь мне вернуть картины Рольфе. – Габриель помолчал, ожидая, что Петерсон станет отрицать, будто знает что-либо о каких-либо картинах, но на этот раз Петерсон молчал. – Мы обделаем все втихую, по-швейцарски. А потом ты поможешь мне вернуть и другое. Ты поможешь мне очистить авгиевы конюшни швейцарской истории. Вместе, Герхардт, мы можем сдвинуть горы.