Читать книгу "Победитель свое получит - Светлана Гончаренко"

– Здравствуйте, – улыбнулась ему Елена Александровна, еще более блондинка, чем в прошлый раз (наверное, недавно она побывала в парикмахерской). – А Ксюши нет! Я ее послала к Лере – пирожки Артемке отнести.

– Как Красную Шапочку? – спросил зачем-то Илья.

Елена Александровна шире распахнула дверь:

– Ксюша минут через пять будет. Вы проходите, м-м-м…

– Илья, – напомнил Илья и вошел в прихожую.

Он честно снял куртку и кроссовки. Он ждал, что его отведут в ту самую комнату, о которой говорила Тара и где в очередь с Кириллом Поповым ему обещали если не любовь, то блаженство. Однако Елена Александровна пригласила его на кухню. Знакомые желтые бананы и ананасы зарябили в глазах.

– Садитесь рядышком со мной. Будем чистить селедку! – радостно пообещала Елена Александровна. – Конечно, вы, Вадим, привыкли не так питаться, но у нас все очень скромно.

Тут же на куске пленки перед Ильей очутилась небольшая селедка и глянула ему прямо в душу серьезными кровавыми глазами.

– Вы чистите, не стесняйтсь! Сварим картошечки, лучку подрежем, – раззадоривала Илью Елена Александровна.

Вдруг она погрустнела:

– У нас, вы знаете, беда…

– Что такое? – испугался Илья.

Он подумал, конечно, о Таре и ее безутешной тоске по Попову.

– Артемка у нас в больнице, в инфекционке. Третий день уже! Перед тем пропоносил трое суток – переел.

«Ничего удивительного», – подумал Илья, а вслух посочувствовал:

– Надо же!

– Сейчас ему лучше. Вот пирожков с печенкой попросил, апельсинов, селедки. Вообще-то Артемка ест плохо, но после болезни у детей всегда аппетит. Мы тут с ума сходили – знаете, трое суток нехорошего стула…

Селедка все еще укоризненно косилась на желтые шторы с бананами. У Ильи никак не хватало духу вспороть ей брюхо. Елена же Александровна с нетерпением ждала, когда Илья расправится с селедкой: она уже нарезала лук кольцами. В эту минуту раздался звонок.

– Ксюшенька, к тебе Иван, – сообщила дочери в прихожей Елена Александровна.

Тара восприняла эту весть как должное. Удивилась она только тогда, когда увидела Илью:

– А, Бочков?..

Илья поднялся из-за стола, так и не прикоснувшись к селедке. Он вопросительно уставился на Тару.

– Ладно, пошли, – снизошла та.

Комнатка у Тары оказалась тесной, скромненькой, с парой невинных постеров на стене и с афишей какого-то спектакля студии Попова.

– Кирилл уехал в Москву, – с порога начал Илья.

– Я знаю, – перебила его Тара и села на раскладной диван, очевидно служивший ей постелью. – Виталик вчера все-таки раскололся. Впрочем, это ожидалось.

Илья удивленно смотрел на нее. Она, наверное, давно бросила плакать, но улыбаться еще не начала. Голубые свои глаза она обвела широкой траурной чертой, а вот белую майку поверх черного лифчика вряд ли можно было назвать траурным нарядом. На смуглых плечах Тары сияли электрические зайчики, в глубоком вырезе тесно устроились загорелые грудки. От розовых губ даже на расстоянии тянуло конфетами и детскими духами. Все это было невыразимо прекрасно.

– Я сам провожал Кирилла, – сообщил Илья ватным голосом. – Он очень жалел, что пришлось бросить студию.

– Это вряд ли, – не поверила Тара. – Он всех нас бездарями считал, лузерами. Даже Виталика! А потом, Москва… Там ведь все по-другому!

– Угу. Там Барахтина, – подхватил Илья. – Она пригреет, поможет и вообще баба надежная. Кирилл так и сказал.

– Да? Наверное… Барахтина великая актриса. Но даже она не может его не любить! Кирилла ждет мировая слава.

– Даже межгалактическая – чего уж мелочиться? Нет, твой Кирилл трус и тряпка. Из-за него погибла Изора.

Тара сощурилась:

– Кто-кто?

– Изора? Это одна женщина. Ее задушил гражданский муж, потому что она любила Попова.

– Вот видишь! – обрадовалась Тара. – Его нельзя не любить. Я же говорила! Он необыкновенный. Я бы из-за него тоже смогла бы… так же, как она…

– Что? Умереть?

– Да! Из-за него! Любовь и смерть всегда рядом. Вот ты бы смог задушить меня из ревности?

На всякий случай Илья глянул на смуглую бархатную шею Тары и покачал головой:

– Нет. Не хочется что-то душить.

– А ты попробуй!

– Вот еще! Да ну!

– Попробуй! Слабо?

– Хорошо…

Душить Тару Илья, разумеется, не стал. Он только прижал ее к спинке дивана и стал целовать в горячую шею. Тара сначала ерзала, отбрасывая его руку и ладонью отодвигая его губы.

– Все вы одинаковые! – шептала она сурово. – И ты, и Федосеев!

«А это, интересно, кто еще?» – подумал Илья, но Тару не выпустил.

Она и сама больше не вырывалась – только смеялась еле слышно, да мазала ему нос розовой помадой со своих веселых губ, да поправляла лямку лифчика, которую он норовил спустить.

Настольная лампа, оказывается, выключалась простым нажатием ноги! Зайчики на гладких плечах Тары сразу сделались из желтых голубыми – лунный свет непрошено влез в окно из холодных сумерек. Глаза Тары сначала увеличились, потом закрылись. Ее руки, которые до того ловко толкались локтями, вдруг разлетелись в стороны, чтобы тут же соединиться в теплое кольцо объятия.

– Только тихо, – шептала Тара губами, которые больше не пахли карамельками. – Там мама! Тихо!

Елена Александровна была совсем рядом, за стенкой. Должно быть, она в одиночку справилась с чисткой селедки и включила телевизор, где с вороньими криками заспорили участники какого-то ток-шоу.

– Тихо, тихо! – шептала Тара.

Но спорщики в телевизоре не унимались и, кажется, скрипя микрофонами, принялись драться.

Через час Илья уже натягивал в прихожей куртку и совал левую ногу в правую кроссовку. Тара стояла рядом и снисходительно улыбалась.

– Ну вот, ты моя сто тринадцатая ошибка, – говорила она. – Не знаю, почему у меня всегда так выходит. Я невезучая! Только ты не делай никаких выводов и не вздумай потом приставать. Лучше тебе сюда больше не приходить. Совсем! Или уж в следующий четверг, не раньше.

Из кухни показалась белокурая голова Елены Александровны.

– А селедочки, Игнат? Не хотите? Картошечки в мундирках? Жаль. Иди тогда ты, Ксюшенька, детка, покушай. С лучком, как ты любишь.

Илья торопливо попрощался. Переодеть кроссовки на нужные ноги он решил на лестничной площадке.

– Как жаль, что ты мне совсем не нравишься, – вздохнула напоследок Тара. – Представить себе не можешь, до чего я несчастная! Во вторник у нас последняя экономика, две пары – и в шесть я уже дома. Раньше студия была, а теперь вот… Не вздумай только приставать! Я ведь знаю, вы все одинаковые и все хотите одного. Известно чего. Ладно, до завтра!