Читать книгу "sВОбоДА - Юрий Козлов"

На сестру-кукушку он много времени не потратил. Строгим отцом Драконием встретил ее Егоров. У Тангейзера тоже были дети, мрачно возвестил он. Но, нежась в гроте с Венерой, он помнил о них! Я знаю, продолжил Егоров, гипнотически сверля глазами сестру-кукушку, дети мешают блуду. Почему-то он решил, что она переправляет подросших детей родственникам, чтобы безнаказанно блудить. Малые дети не понимают блуда и, следовательно, не могут ее разоблачить. Но после пяти лет начинают кумекать, вот она и… Пойдешь на Пушкинскую, подвел итог воспитательной беседе Егоров, послушаешь оперу, попросишь прощения у богини. Дети — вот твой посох в этой жизни! Если он зацветет в твоих руках, потом ты соберешь плоды… Твоя жизнь — в детях, а не в блуде! Иди и не греши! — Егоров устало откинулся в кресле, прикрыл глаза. Ему казалось, что на нем не сиреневый халат с бейджем, а черная ряса с крестом, что ему не сорок пять лет, а семьдесят, что у него кустистые серебряные брови и серебряная же клином борода.

Испуганная сестра-кукушка шмыгнула за дверь, а Егоров еще некоторое время гневно хмурился, как, вне всяких сомнений, гневно хмурился бы настоящий отец Драконий.

И только когда в кабинет зашла испытывающая психологические сложности молодая семейная пара, он опамятовался, едва сдержавшись, чтобы не рявкнуть: «Пошто воруете мое время, грешники?» Егоров посоветовал им учиться любви у Тангейзера и Венеры. Что главное в любви? — спросил Егоров. И сам же ответил: умение наступить на горло собственной песне. Как Маяковский? — иронично уточнил муж. Он сразу не понравился Егорову. Во-первых, напомнил ему его самого, молодого. Егоров тоже любил тогда иронизировать, был уверен, что нет в мире человека умнее его, а на окружающих смотрел как на плесень. Во-вторых, в отличие от Егорова, вся жизнь была у него впереди, но Егоров подозревал, что он не исправится, так и будет продолжать иронизировать и заглядывать в трусы пожилым бабам. Хорошо, мгновенно собрался с мыслями Егоров, давайте разберемся в ситуации, вы ведь пойдете на Пушкинскую площадь слушать берлинскую оперу? Пара переглянулась. Certainly, yes! — воскликнул Егоров. И продолжил: Тангейзер наступил на горло собственной песне, потому что все годы, проведенные в гроте, услаждал Венеру только теми песнями, которые ей нравились. Вы разве не знаете, тревожно осведомился Егоров у притихших супругов, что Тангейзер — родоначальник протестного антирелигиозного, точнее антикатолического, антипапского рэпа? Но он не навязывал своих вкусов богине и потому получил в жизни все, что только можно! Точно также и Венера… — задумался Егоров. Что Венера? — с интересом посмотрел на него ироничный муж. Венера, как всем известно, ответил Егоров, хотя это только что пришло ему в голову и, следовательно, никому еще не было, кроме него, известно, приходит в обличье разных женщин к каждому мужчине один раз в жизни… обязательно. Она как бы оценивает его, и — по результату — к некоторым потом приходит снова. Но дело не в этом. Венера, грубо говоря, огромный свой, тысячелетний опыт, засунула себе в… и любила Тангейзера все эти годы, как честная девушка, не отвлекаясь на других мужчин. Вы должны самостоятельно определить, кому на что наступить. Если, конечно, покосился на ироничного мужа, есть на что наступать. «Тангейзер», многозначительно поднял палец вверх Егоров, это дым БТ, снимающий напряжение между мужчиной и женщиной. БТ? — переспросил муж. На этот раз без малейшей иронии. Без Трения, объяснил Егоров. Это было первое, что пришло ему в голову. Или вы, пристально посмотрел на мужа, расшифровываете иначе? Он уже понял, что муж — в Сети БТ. Боль Творения, ответил муж, но можно и так: Без Торговли. Кстати, насчет торговли, придержал его за локоток Егоров, пропустив жену в коридор. Теща, прошептал ему в ухо, второй в твоей семье цветущий посох. Я бы сказал, устойчиво цветущий. Береги Тещу. Она цветет для тебя. И продает цветы за интерес дочери. Ты можешь дать ей эту цену. Опирайся сразу на два посоха, подмигнул мужу Егоров, на гибкий, нежный, молодой и… на крепкий, закаленный, устойчивый. Ты счастливчик. Венера пришла к тебе в двух ипостасях — жены и тещи, дочери и матери. Не пережимай, не ищи объяснений происходящему, не копайся в себе, будь легок и добр. И сам зацветешь, как… третий посох… И полетишь, как ангел, на цветочных крыльях…

Они ушли.

Егоров в изнеможении прилег на кушетку. Это было странное изнеможение от абстрактного, но всеобъемлющего сексуального желания. Егоров плавал в нем, как космонавт в невесомости. Если бы в этот момент в кабинет вошла медсестра, он бы протянул навстречу ей руки, как этот самый свихнувшийся от воздержания космонавт: «Спаси!»

Но медсестра в данный момент вместе с другими наномедовцами обедала в кафе «Смеситель».

Оставалась пожилая, прокуренная, с вороньим голосом и серо-желтой челкой Владлена Самуиловна из регистратуры. Дочь репрессированного в сталинские годы большевика. В советские годы она дала подруге почитать «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына. У той книгу взял муж, разжалованный за вольнодумство из инженеров, служивший в ВОХРе на районной ТЭЦ. Он читал «Архипелаг» на ночных дежурствах. После дежурств они с напарником всегда завтракали в пельменной. Буфетчица с ними дружила и держала для них водку в бутылке из-под «Боржоми». В то неудачное утро они, горячо обсуждая «Архипелаг», выпили две бутылки «Боржоми». После чего сладко задремали на лавочке во дворе. Проезжавший мимо милицейский патруль прихватил их в отделение. В сумке бывшего инженера обнаружили Солженицына. Владлене Самуиловне на пять лет закрыли дорогу к сестре в Париж. Инженера-вохровца определили на лечение в ЛТП (лечебно-трудовой профилакторий). Его жену — подругу Владлены Самуиловны — не допустили до защиты диссертации.

«Архипелаг Гулаг» сегодня продавался (с большой уценкой) во всех книжных магазинах и был включен в школьную программу по литературе. Егоров однажды сам слышал в книжном магазине объявление: «Кто покупает книгу Ксении Собчак, получает в подарок полное издание „Архипелага ГУЛАГ“ в трех томах!»

Владлена Самуиловна вполне могла наведаться из регистратуры к Егорову за каким-нибудь разъяснением. Егоров был готов, зажмурившись, овладеть и ею, как (в будущем) ироничный муж самостоятельной тещей. Но у не подозревающей о намерениях Егорова Владлены Самуиловны были свои дела. Она была активисткой какого-то правозащитного фонда, и даже в обеденный перерыв не отходила от телефона.

Если они напишут на меня жалобы в департамент здравоохранения, подумал про сегодняшних пациентов Егоров, у Игорька будут неприятности, а меня могут запросто уволить…

Тангейзера песня звучит…

Я спятил, поднялся, шатаясь от эротического дурмана, с кушетки Егоров. Причем здесь Тангейзер?

Чтобы отвлечься, он позвонил деду Буцыло, которого не видел полгода. Если долго не имеешь известий о человеке, вспомнились Егорову слова Игорька, значит, у того все в порядке, или он умер. Дед был жив и, судя по голосу, все у него было в порядке. Он ничего не слышал про оперу, но рассказал, что на зоне они ставили фрагмент из «Тангейзера» в художественной самодеятельности. В Краснотурьинске у нас была музыкальная зона, мечтательно поведал дед: баритон из новосибирского театра оперетты — статья за валютные спекуляции; пианист из Госконцерта — за левые музыкальные вечера; два скрипача — за гомосексуализм. Я изображал Папу Римского, признался дед, но не пел. Стоял в белом тулупе и в красной шапке на сцене, стучал посохом.