Читать книгу "Лже-Нерон. Иеффай и его дочь - Лион Фейхтвангер"

Он видел, что атака Ауфидия создала положение, описанное им в «Учебнике военного искусства», – то тактическое положение, которое давало возможность армии Б, в данном случае Требонию, отрезать противника А, в данном случае Ауфидия, от его базы, в данном случае – от крепости Суры. При удаче крепость, лишенная своих лучших сил, приводилась таким маневром в состояние, когда ее легко можно было взять штурмом. Бездарный Требоний, разумеется, не проштудировал «Учебника», не понял этой великолепной возможности и не использовал ее.

У Фронтона забилось сердце. Тут был случай на ярком примере доказать правильность одной из смелых новейших теорий его «Учебника», противники называли их безрассудными. Войска Ауфидия оставались на этом берегу Белиха. Дальше они не двинутся. На парфян они не нападут. Они достигли своей цели, разрушили укрепления и машины, они вернутся в Суру, довольные успехами и добычей, в полном порядке. Теперь надо их атаковать, несмотря на ничтожные, до смешного ничтожные силы, надо обрушиться на них с тыла и одновременно напасть основной массой с обоих флангов. Это та возможность, о которой он тосковал всю жизнь, второй раз такой не представится. В его распоряжении еще десять, еще пять минут. Ибо через десять, может быть, даже через пять минут Ауфидий даст сигнал «медленно отступать», и тогда будет поздно.

Фронтон сидел на коне, не шевелясь, со спокойным лицом, хотя каждый нерв его дрожал от напряжения. «Спокойствие, Фронтон, – приказал он себе. – Не будь безумцем, Фронтон. Тебе минуло сорок восемь, и ты всю свою жизнь не изменял разуму. Не изменяй ему и на этот раз. Не изменяй ему только пять или десять минут. Тогда искушение минет. Не рискуй хорошей жизнью, которая у тебя впереди, приятной старостью. Не бросай на ветер всего, что с трудом добыто, вырвано у судьбы за эти сорок восемь лет».

Было без семнадцати минут одиннадцать, когда Фронтон говорил себе эти слова. Без пятнадцати одиннадцать он обратился к молодому офицеру, который командовал отрядом:

– У вас хорошее зрение, лейтенант Луций? Можете вы разглядеть в этой пыли, что происходит?

Полковника Фронтона не любили, но чрезвычайно уважали, и лицо молодого офицера, когда к нему обратился великий военный теоретик, запылало румянцем.

– У меня хорошее зрение, полковник Фронтон, – ответил он.

– Видите вы вот это? А это? А это? – И он с молниеносной быстротой, но вместе с тем с величайшей точностью очертил ситуацию. Фронтон напал на неглупого человека, лейтенант Луций понял его. Он понял, как неповторима эта возможность, он смотрел в рот полковнику, возбужденный, счастливый.

– Согласны вы доверить мне ваших людей, лейтенант Луций? – спросил его наконец полковник, и в тоне его вопроса была столь повелительная сила внушения, что Луций без колебания ответил по уставу:

– Слушаюсь.

– Скачите к генералу Требонию, – снова приказал Фронтон, – обрисуйте ему положение. Предложите ему обрушиться всеми силами, которыми он располагает, на оба фланга. Если вы сумеете ему объяснить, что здесь происходит, то мы – вы и я – изменим положение империи на много лет.

Лейтенант слушал внимательно, готовый повиноваться.

– Слушаюсь, полковник Фронтон, – ответил он. – Марс и Нерон! – выкрикнул он пароль этого дня и галопом умчался прочь.

Все шло так, как излагал Фронтон в своем «Учебнике». Было и в самом деле более чем смело с такими незначительными силами броситься с тыла на неприятеля. Но, как сказано было в «Учебнике», сил этих оказалось достаточно, чтобы задержать неприятеля на десять минут, от которых зависело все. Луций был умен и энергичен, Требоний – офицер с большим опытом, быстрый на решения. Он в один миг поборол ненависть и недоверие к Фронтону и успел вовремя отдать необходимые приказания.

Потери нероновских войск в этом решающем сражении были ничтожны. Серьезные потери понес только тот небольшой отряд, с которым полковник Фронтон предпринял тыловую атаку. Сам Фронтон до последней минуты оставался невредим. Лишь в тот момент, когда победа нероновских войск была уже решена, его поразила стрела.

Он упал, застонал, попытался переменить положение, его вырвало кровью. Врачи пожимали плечами. Переносить его уже не имело смысла.

Вокруг него ползали муравьи. Напрягая зрение, он пытался следить за их суетой. Он завидовал муравьям. Ненавидел их. У него не было сил даже раздавить их. Они будут ползать, Нерон-Теренций будет сидеть на своем престоле, Дергунчик будет злиться и дергаться, вытягиваясь во весь рост. Он, Фронтон, не будет ни ползать, ни сидеть, ни злиться. Он только вытянется – и умрет.

Он победил. Найденное им решение особенно интересной задачи было проверено и доказано, метод навсегда сохранит название «тактики Фронтона». И что же? Чем он заплатит за эту «победу»? Мечта о спокойной, мудрой старости развеяна, его «Учебник» никогда не будет закончен, тысяча или, на худой конец, двести-триста приятных ночей с Марцией отменяются, как и многое другое. Но Нерону удастся продержаться несколько дольше, а в военных академиях будут говорить о «тактике Фронтона».

Он был глупцом. Сорок восемь лет! Он мог прожить еще тридцать. Проклятый Восток! Какое ему дело до Нерона и Суры? Ему не следовало заражаться бессмысленной энергией деятельных глупцов, окружавших его. Он усмехнулся безнадежно-насмешливо. Флавии, значит, правильно утверждали в своем «Наказе»: в случае сомнения лучше воздержаться, чем сделать ложный шаг.

Его снова вырвало, он заметался, застонал. Последние слова, которые удалось уловить вернувшемуся лейтенанту Луцию в предсмертном лепете стонавшего, плевавшего кровью Фронтона, были:

– Подлинный или нет. Все гниль и дерьмо…

Когда Варрон узнал о победе под Сурой и о смерти Фронтона, его бросило в жар и холод. Значит, и Фронтон, холодный, расчетливый Фронтон, перешел на его сторону. Перешел на его сторону и умер. Это была издевка судьбы – подарить ему друга и вместе с ним важную пограничную крепость Суру, но в тот же миг отнять этого друга, единственного, который понимал его.

Он думал о том, как много прошло времени, прежде чем разговор, который он мысленно вел с Фронтоном многие годы, вылился в слова, произнесенные вслух. Он