Читать книгу "Игра в дурака - Ирина Левит"

ее уговоры мы понятия не имели. Отец, разумеется, словом не обмолвился. Так что ваши подозрения — пустое дело. А мама вам ни разу не звонила по моей просьбе. Конечно, мы обе на одних нервах живем. Но это, знаешь, как у стоматолога: станешь психовать, от страха дергаться и врача за руки хватать, у него эти самые руки начнут трястись, и он разворотит тебе всю челюсть.

Глава 23. Игорь

С некоторых пор в нашем с Варварой кабинете появилась одна вещь, чей вид настолько же соответствует обстановке делового офиса, насколько способна соответствовать ей, к примеру, старинная кровать с балдахином. Огромное мягкое кресло рыжего цвета, в котором человек средних габаритов «утопает» почти с головой, — персональный подарок, сделанный одним нашим клиентом Варваре к 8 марта и сопровожденный соответствующими словами: дескать, цвет выбран под Варварину «масть», а размер как раз рассчитан на то, чтобы она могла уместиться в кресле целиком. Клиент был коммерсантом средней руки, выбившимся в бизнесмены из водопроводчиков, имел восьмиклассное образование и свое представление о прекрасном. Кресло, по его мнению, было по-настоящему прекрасно — и в смысле внешнего вида, и в плане создания уюта, которого, как опять же считал клиент, нам остро не хватает.

Поначалу мы пытались пристроить рыжего монстра в какое-нибудь другое место, но, несмотря на отсутствие особого мебельного шика в нашем агентстве (а может, именно поэтому, уже в силу привычки), желающих на него не нашлось. В результате нам пришлось оставить его у себя, о чем через очень короткое время мы напрочь перестали жалеть. Выяснилось, что кресло обладает удивительной особенностью — стоит в него погрузиться, да к тому же закрыть глаза, как на тебя начинает снисходить удивительное душевное успокоение, нервное расслабление и при этом возникает исключительная ясность мыслей. Прямо не кресло, а релаксирующе-тонизирующее устройство.

Отправив Варвару на встречу с Катей и покинув кабинет Гены, я вернулся к себе и расположился в кресле, предавшись спокойному размышлению. Вероятно, Варварин подарок за последние дни успел основательно соскучиться по теплу наших тел, потому как принял меня в свои объятия с особым трепетом, предоставив моей голове возможность удобно устроиться на подголовнике, отчего вдруг в этой голове улеглась вся суетность, уступив место плавному течению мыслей.

Например, о Зое Тимофеевне. Гипотеза, которую я совсем недавно считал весьма убедительной, вдруг перестала казаться таковой. Я никогда не видел жену Сокольникова, но, судя по тому, что о ней слышал, плохо вырисовывался образ женщины, способной на столь изощренную и, в принципе, дерзкую операцию. Ей нужно было выполнить слишком много условий, которые вряд ли под силу обычной преподавательнице английского языка: разработать сам план похищения (четко выверив все детали), найти соответствующих исполнителей (а они на каждом углу не стоят), подготовить совершенно незнакомое, удобное и хорошо охраняемое место, где будет содержаться Валерий Аркадьевич (а такое место опять же на соседней улице не сыщешь), выложить за всю эту операцию очень крупные деньги (которые вряд ли можно утаить от семьи) и, наконец, подвергнуть себя огромному риску быть разоблаченной. И все это ради чего? Ради сомнительной попытки уберечь мужа от молодой любовницы, с которой он мог продолжить встречаться и в Москве?

Нет, эта версия мне уже не нравилась. Впрочем, Варваре предстояло очень скоро укрепить или развеять мои сомнения.

А дальше я задумался об одном обстоятельстве, которое мы почему-то упустили из виду.

Похитители ждали Сокольникова около дома. Судя по всему, перехватить его намеревались прямо во дворе, однако помешала женщина-ветеринар. Они остались ждать. Допустим, так же, как и Козлинский, слышали слова Валерия Аркадьевича о намерении выгулять собачку, сказанные ветеринарше. Или не слышали, но были уверены, что он непременно это сделает. Но тогда похитители либо хорошо знали самого Сокольникова, либо были соответствующе проинструктированы.

Нет, это не очень важная деталь, поскольку прогулка с пуделем не входила в традиционный вечерний моцион Валерия Аркадьевича. Собачку выводили на улицу и Зоя Тимофеевна, и Катя, причем в разное время — никакой строгой системы здесь не существовало.

Однако вряд ли похитители торчали во дворе сутки. Это неразумно и рискованно — двор небольшой, и машина с людьми, которые просто сидят без дела часами, могла насторожить. А я почти не сомневался, что похититель был не один, — Сокольников мужик здоровый, в одиночку против такого медведя не пойдешь. Опять же он мог уехать куда-нибудь на пару дней или заболеть и залечь дома… Иными словами, вовсе не появиться в тот вечер у подъезда собственного дома. Разве это столь уж нереально? Вполне реально.

И какой из этого следует вывод? Да очень простой вывод. Похитители обязательно должны были предварительно позвонить Сокольникову в штаб — убедиться, что Валерий Аркадьевич на месте. Конечно, у Сокольникова есть и прямой телефон, и мобильный, но их номера известны лишь очень узкому кругу лиц. Вычислить этот узкий круг совсем не проблема, а потому вряд ли бы кто-то решился таким образом «засветиться». Значит, звонок должен был поступить в приемную, где его обязательно зафиксировали и внесли в компьютер доверенные секретарши.

И ведь говорили мы Шелесту с Бреусовым, что нам нужны распечатки телефонных звонков. Но вот поговорили и забыли.

Я выполз из кресла (именно выполз, потому что встать с него, как со стула, совершенно невозможно) и, мысленно поблагодарив рыжее чудовище за минуты плодотворных размышлений, направился к Кирпичникову.

Гена сидел за столом в компании Славика Цветкова, а перед ними лежали два листа бумаги: один с причудливыми загогулинами, а другой с четким графиком. Вероятно, Славик опередил меня не более, чем на пару минут, потому как в момент моего появления произносил лишь начальную фразу:

— Я тут собрал все опубликованные рейтинги кандидатов за последний месяц и составил сравнительный график. Посмотрите, пожалуйста, здесь есть, по-моему, любопытные моменты.

Вид при этом Славик имел по обыкновению несколько смущенный, хотя смущаться ему было совершенно не с чего — как раз наоборот. График — этот сухой остаток многократно озвученной повсюду информации — был не просто любопытным. И у меня, и у Гены он породил одну и ту же догадку. Эта догадка, безусловно, требовала подтверждения, могла оказаться совершенно ошибочной и тем не менее давала направление, по которому нам следовало двигаться дальше.

Нарисованные Геной загогулины на листе бумаги тоже обозначали направления, но на сей раз движения Григория Акимовича Козлинского в тот роковой вечер. Гена посмотрел на плоды своего довольно бездарного художественного творчества и нахмурился.

— Хотел вот схему нарисовать, но сам ничего не могу в ней понять. А ты?

— Абракадабра, — развеял я