Читать книгу "Дети Ирены. Драматическая история женщины, спасшей 2500 детей из варшавского гетто - Тилар Маццео"

Немецкий губернатор Варшавы Ганс Франк [15] удовлетворенно записал, что «полыхает теперь почти вся Варшава. Поджигать дома – самый верный способ заставить повстанцев выбраться из своих крысиных нор. Когда мы подавим восстание, Варшава получит то, чего заслуживает, – полное уничтожение»359. Пока вокруг горели дома, рушились тяжелые балки, жителей выводили из подвалов и конвоировали на площади для расстрела. «Они вытащили нас из подвала и повели к парку имени Совинского в Ульрихов, – вспоминал один из выживших. – Когда мы подошли, в нас начали стрелять. Мою жену убили на месте; наш ребенок был ранен и звал ее. Скоро к нам подошел украинец и застрелил нашего двухлетнего ребенка словно собаку, после чего с несколькими немцами приблизился ко мне и наступил мне на грудь, проверяя, жив я или нет. Я притворился мертвым, иначе меня бы тоже убили»360. Кто-то из спрятанных Иреной детей и их храбрых приемных родителей исчез тем летом, и, скорее всего, они были среди тех, кто рисковал жизнью и кого казнили на улицах. Для Ирены и ее друзей все это напоминало последние дни гетто, и поляки наконец поняли, каково это быть в глазах оккупантов Untermenschen — недолюдьми.

Вскоре немцы добрались до Мокотува, где прятались Ирена с Адамом, Мария и Генрик Палестеры, и стали зачищать дом за домом. Они намеревались, как ранее гетто, сжечь и стереть с лица земли всю Варшаву, улицу за улицей, в качестве акта окончательной культурной аннигиляции польского народа. Адам и Ирена бежали вместе с жившей по соседству женщиной, доктором Марией Скоковской, и молодой еврейкой по имени Ядзя Песа Розенхольц, которую прятала семья Палестер361. Но куда им теперь идти? Встревоженные друзья обсуждали, что делать дальше. Ясно было одно: никто из них не явится, как было приказано, к блокпостам для депортации. Все они знали, куда сейчас отправляются поезда из Варшавы.

Наконец друзья нашли убежище в руинах дома 51–53 по Ловицкой улице. Сгрудившись в темноте, они совещались. Генрик Палестер и Мария Скоковская были врачами. Ирена – социальным работником. На следующий день они принялись за дело, организовав экстренный госпиталь для раненых бойцов Сопротивления и пострадавших на улицах гражданских362. Работа госпиталя быстро превратилась – как и все, к чему прикасалась Ирена, – в широкомасштабную операцию. Потребность в медицинской помощи была огромной, и госпиталь был на удивление хорошо организован и эффективен, невзирая на критическую нехватку нужного оборудования и лекарств посреди всего этого хаоса.

Но Адам-то был адвокатом и философом, и пользы от него в наложении бинтов не было никакой, говорил он Ирене. К тому моменту он провел в бегах уже почти два года, и Ирена хорошо его понимала. Адам хотел и мог сражаться, поэтому присоединился к сыну Марии и Генрика Кшиштофу, и они вместе с еще двумя молодыми людьми приняли первый бой с немцами на ближайшем кладбище. Адам также сражался в битве за Старый город, где они потеряли двух или трех соратников. Кшиштоф Палестер ушел, чтобы пробиться к батальону «Парасоль», и вскоре погиб в уличной перестрелке363. Адам очень сочувствовал его безутешным родителям и маленькой сестре.

На улицах Мокотува Ирена была поражена и обрадована случайной встречей, когда знакомый голос позвал ее из-за баррикады: Ирена! Сюда, сюда! Удивленная Ирена обернулась и увидела перед собой запыленную молодую женщину с заметными из-под форменной кепки светлыми волосами, протягивающую к ней руку с нашивкой Армии Крайовой. Ракель!

Это была Ракель Розенталь, которую Ирена считала погибшей в Треблинке в 1942 году. Ирена поспешила к ней, и, пригнувшись за баррикадами, они, радостно смеясь, обнялись. Последний раз Ирена видела Ракель на Умшлагплац, но теперь она была здесь, живая и, как всегда, прекрасная. Вся ее семья, включая маленькую дочь, была уничтожена; выжила только она. Ракель, смущенно посмотрев на Ирену, повернулась, чтобы представить ей светловолосого польского солдата: Мой муж. Тот улыбнулся и обнял Ирену как старого друга. Наконец Ирена повернулась: Мне нужно идти, я из полевого госпиталя. Муж Ракели рассмеялся и сказал, что ей и правда нужно поторапливаться: Если вы спешите, мы вас прикроем! Ирена не могла поверить в превращение своей подруги: «Она стала абсолютно другим человеком – солдатом, смелым, решительным, сражающимся с оружием в руках»364. Весь отряд уважал ее за невероятную храбрость.

Если днем в Мокотуве было тяжело, то ночи превращались в настоящий кошмар. Пьяные офицеры СС совершали набеги на подвалы и насиловали польских женщин и девочек365. Немецкий солдат ударил Ирену штыком в ногу, когда она случайно наткнулась на него в темноте, и вскоре рана загноилась, причиняя мучительную боль366. С водой и пищей было особенно тяжело, вся нормальная жизнь вокруг них была разрушена. Ночью Ирена лежала в убежище рядом с Адамом, прислушиваясь к тихому дыханию Генрика и Марии, не переставая волноваться о судьбе спрятанных ею детей. Многих из них несколько месяцев назад, когда обыски стали особенно активными, успели переправить в загородные приюты и убежища. Но часть детей оставались у приемных родителей в Варшаве и находились, как и все в городе, в постоянной опасности. Нога Ирены горячо пульсировала. Между приступами боли и царившим на улицах адом, мешавшим доставлять помощь нуждающимся, она пыталась связаться с приемными семьями этих детей. Они все были крайне уязвимы. Даже в хаосе восстания шантажисты, как и прежде, рыскали по улицам, угрожая разоблачить всякого, кто имел хоть немного денег в кармане и выглядел похожим на еврея. Ирена волновалась за Адама и еврейских девочек, которые прятались вместе с ними. Опасность, казалось, подступала со всех сторон. И так было не только в Мокотуве. Находившиеся тогда по всему городу друзья Ирены будут потом рассказывать такие же истории. Станислав Папузинский сражался в уличных боях. Яга Пиотровская бросалась в горящие дома и вытаскивала оттуда находившихся без сознания людей367. Во время уничтожения Варшавы Яга лишилась своего дома, и списки с именами детей оказались глубоко похоронены на его заваленном обломками заднем дворе368.

К 9 сентября участь города была решена. Самолеты люфтваффе барражировали над городом, разбрасывая листовки. Они, кружась, падали на крыши, и их ловили в воздухе с балконов. На этих тонких листках было последнее предупреждение. Всем жителям под страхом смертной казни было приказано покинуть город и отправиться в специальные перевалочные пункты на пути в лагеря.

Собравшись вместе в Мокотуве, друзья медлили. На тот момент в их полевом госпитале скрывалось больше тридцати человек, среди них два еврейских ребенка369. В беспокойных снах Ирене снился Умшлагплац. Она не хотела иметь ничего общего с этими «пунктами». Но 11 сентября немцы появились на их улице, намереваясь с помощью огнеметов и зажигательных устройств спалить дотла все, что осталось, и выбора уже не было. Воздух был плотным, удушливым от пыли и дыма. Нашедшие их убежище солдаты были злы и нетерпеливы. Неужели Сопротивление так долго держалось напрасно и неужто уцелевших ждут концлагеря? Их заставили присоединиться к толпе таких же несчастных, которых под прицелом автоматов вели к депортационному центру.