Читать книгу "Сказания Фелидии. Воины павшего феникса - Марина Маркелова"

— А маму, — продолжал свой допрос Гаспер, — ты любишь маму?

— Конечно, люблю, — Рид изумленно ответил, — как я могу их не любить, если они дали мне жизнь?

— Ну да, дали, — пробормотал Гаспер и снова сел на стену, свесил ноги и задумался.

Рид осторожно придвинулся, положил руку на мощное плечо Гаспера и не громко, чтобы не нарушать тишины плавящегося вечера, спросил:

— Тебе что-то не нравится? Ты не рад, что мы приехали сюда?

— Я рад, Рид,? в низком голосе Гаспера метнулись нервные искорки, — я несколько лет ждал этой поездки. Мы дома.

— Тогда откуда берутся такие вопросы? Ты что, не любишь родителей?

— Люблю, Рид. Так же сильно, как и ты.

Гаспер не лгал. Только вместе с любовью у сердца ворочалась обида. Когда она зародилась, когда выросла? Он не знал, только чувствовал, что сейчас, в городе его детства, где стены дышали страшными воспоминаниями, где ветер напевал скорбные мотивы, где из каждого окна, закоулка завистливо смотрели на живых немощные призраки, эта обида набрала силы. Гаспер долго терпел, пытался ее усмирить, но сейчас она поползла вон.

— Люблю, — повторил он горячо, — но они были не правы!

— В чем не правы?

— А ты не понимаешь?! Они слишком любили друг друга. Так сильно, что ослепли от этой любви и не заметили нас. Ни тебя, ни меня.

— Я тебя не понимаю, — Рид ошарашенно посторонился, — что плохого в том, что мама с папой любили друг друга до смерти? Да о такой любви все мечтают!

— А что хорошего в такой любви, Рид? Забыть обо всем и всех, кроме друг друга. Тебя не было тогда, ты еще не родился, а я видел, как мать себя изводила тем, что отца не было рядом. Она только о нем и думала. И из-за этого она довела себя до того, что не могла бежать, когда надо было. А отец? Если бы он не спятил из-за того, что мама погибла, если бы вспомнил, что кроме жены у него есть дети, все повернулось бы иначе. Все было бы хорошо для всех, если бы не их любовь, будь она неладна.

Я люблю их Рид, но простить безразличия к нам, не могу.

— Да ты, ты просто не знаешь, о чем говоришь! — Рид попятился, собрался с духом, но осознав, что больше просто не может подобрать нужных слов, только раздосадовано махнул рукой и отвернулся от брата, к городу.

Рид посмотрел на Аборн, на разрушенные, заросшие сорняками и травой улицы и дома. Он чувствовала, как от досады на брата сжимаются кулаки. Может, он и пошел в мать, но ярко, жарко горела в нем отцовская вспыльчивость. Как!? Как можно было так бездушно рассуждать о людях, которые ценой собственных жизней выбили у жестокой судьбы право на спасение детей.

Под стенами, в тени меж камней теплилось пламя. Маленький рыжий огонек дрожал в трескучем танце, разгоняя сгущающиеся ночные сумраки. Сверху, с высоты крепостных стен он казался таким маленьким, беззащитным, но смелым, упорным, даже наглым. Но на самом деле, Рид знал, он отнюдь не такой. Огонь сильный, горячий, разведенный умелой рукой. Он горит для того, чтобы согреть уже немолодых женщину и мужчину, что ждали возвращения своих приемных сыновей. Линварда и Азею.

Раздражение медленно отпустило Рида, он улыбнулся, заглядевшись на этот огонек. Подумал, что ему все равно, что и как думает Гаспер, это, в конце концов, его право. Главное, как относится ко всему Рид. А он любит. Погибших родителей, Гаспера, Азею с Линвардом, эти серые руины, источающих грусть. И снова стало радостно. И даже представление страшных событий, двадцать лет назад потрясших Фелидию и изменивших жизни его семьи, не могли на это повлиять.

— Гаспер, — позвал он, не обернулся, но ощутил рядом тень подошедшего брата, — а не все ли равно, что мы думаем по-разному.

— Может и все равно, — прозвучал бесстрастный ответ,? я просто хочу, чтобы ты видел жизнь такой, какая она есть, а не надевал на нее намеренно, разноцветную маску.

Гаспер вышел вперед и тоже взглянул на огонь.

— Столько лет прошло и снова горит в Аборне свет, — промолвил он задумчиво, — как бы они ни старались все уничтожить.

— Ты о правителях? — догадался Рид.

Гаспер немо кивнул.

— Они всегда играли и будут играть ценой наших жизней. А мы не сопротивляемся и сами напрашиваемся в герои их забав. Все верим в чудо. Как глупо, — Гаспер скучающе поморщился. — А чудес не бывает, Рид.

— Но это — закон жизни. Не мы его установили, не нам и противостоять.

Гаспер только глухо усмехнулся мысли о безграничной бездне наивности, которая звалась его родным братом.

— А кто установил? — спросил он едко, от чего Рид обиженно потупился. — Боги? Какие Боги, Рид? Вся Фелидия молилась Великому Совету, а пришел к власти Маниус и как-то сразу рассорились сестры-богини, Аталию изгнали, а Зату, единственную и неповторимую, посадили на трон? И теперь все только ей и поклоняются! Как-то странно все это, не находишь?

— Так сказали жрецы, а им виднее, — пробурчал в сторону Рид.

— Жрецы? Любой жрец, прежде всего человек, который хочет жить. Всем жрецам нож к горлу приставили и заставили сказать то, что выгодно королю. Нет никаких Богов, Рид.

— Конечно, ты прав! — раздосадовано воскликнул Рид. — Конечно, Гаспер старший, умный, сильный, в отличие от меня. Только, ты тюфяк!. Зарылся в своих разумных суждениях и не видишь того, что люди просто хотят верить! Они все так устроены! И я тоже. И в отличие от тебя, я хочу верить, что жизнь продолжается, идет вперед, а не застаивается на месте! Да, мне тоже больно от всего того, что произошло на этой земле! Но это ПРО-И-ЗО-ШЛО! Это осталось в прошлом. Жизнь не остановилась. И чем стоять и нудить о том, что все плохо, я лучше буду идти дальше и знать, что рядом с плохим всегда есть что-то хорошее. И во власти, и в религии, и в законах жизни так же. Только ты меня все равно не поймешь.

Гаспер молчал. Сказать он мог еще многое, только не видел в том смысла. Рид не умеет владеть мечом, ни разу в жизни лука в руках не держал, резался то и дело кухонным ножом по неосторожности, но в упрямстве его всегда сложно было одолеть. Никогда не послушает совета или наставления, если что-то крепко вобьет в свою молодую, горячую голову.

Рид развернулся и пошел прочь от брата, к лестнице, чтобы спуститься в город и присоединиться к приемным родителям в их вечерней трапезе. Солнце уже село, стремительно и неотвратимо стягивали землю сумерки. Гаспер смотрел, как на глазах менялся Аборн, как превращаются хмурые развалины в волшебное царство, где каждое дерево и камень — дивный зверь, хранящий вековые тайны. Под легкой кистью ночи, смешивающей темные краски, город перерождался и оживал.

Гаспер вгляделся темноту теплого, летнего вечера и почувствовал, как оттаивает околевшее сердце. Подумал с едва уловимой улыбкой о брате и его светлых, безоблачных мечтах. Может, Рид был и не так уж не прав. Время продолжает свой путь. Люди рождаются, взрослеют, умирают. Города строятся, рушатся, возрождаются, чтобы снова пасть. Так было до них, так будет и после. Человек — песчинка в этом потоке-водовороте, но и у нее свой путь. Никогда не знаешь, где, когда и как он оборвется. Но нужно пройти. С честью, по совести, с достоинством. Чтобы потом никому за тебя не было стыдно.