Читать книгу "Королева брильянтов - Антон Чиж"

– Дайте ключ от четвертого.

Сандалов остановил руку. Гость был знаком, сомнения не было. От него попахивало остатками загула, но он был трезв. И даже слишком. Казался слишком сосредоточенным и собранным, будто решился на отчаянное дело.

– Прошу простить, господин… – Сандалов одним глазом подглядел в книгу записи, – Немировский, это невозможно.

Ему протянули ладонь, не слишком чистую.

– Ключ дайте, – потребовали в приказном тоне. – Что не ясно?

– Рад бы, но решительно невозможно. Правила запрещают выдавать ключ от номера без разрешения постояльца.

На конторку упала мятая сторублевка. Уголок купюры так и смотрел на портье.

– А так правила разрешат?

В другой раз такого аргумента было бы достаточно, чтобы Сандалов забыл о правилах. Но время настало такое, что деваться некуда.

– Прошу убрать деньги, – строжайшим тоном заявил Сандалов, красуясь сам перед собою: как иногда приятно побыть честным человеком! – Мы дорожим нашей репутацией. Она известна на всю Москву. И даже Россию. Взяток не берем-с.

Немировскому явно хотелось сделать что-нибудь угрожающее: стукнуть кулаком по конторке или рявкнуть на непокорную обслугу. Но сдержался.

– Считайте чаевыми за услугу: хочу осмотреть номер и, может, перебраться в него. Плату за двенадцатый номер назад не потребую.

Сандалов сделал то, чего никогда не делал: легонько оттолкнул купюру.

– Приношу свои извинения, никак невозможно. Номер сдан. – Портье невольно проследил, как почти его деньги были скомканы и сунуты в карман пальто. Словно мусор. Нет, тяжело быть честным.

– Номер взял мой родной брат, Григорий Филиппович Немировский. Я имею право войти в него, когда пожелаю. Тем более что в нем никто не проживает с воскресенья.

Такому заявлению Сандалов мог бы подчиниться. В любой другой раз. Но только не теперь.

– В этот номер не допускается никто. До разрешения сыскной полиции, – ответил он с чувством собственного достоинства. Вид смятой сотни так и стоял перед глазами.

– Ах вот в чем дело, – сказал Немировский, глядя тяжелым взглядом больного человека. – Розыск по этому делу ведет мой друг, господин Пушкин. Знаете его?

От произнесенного имени у Сандалова невольно пробежал морозец по спине. Он сдержанно кивнул.

– Так мне не просто надо в номер, – продолжил Немировский. – У меня личное поручение от господина Пушкина: дежурить там ночь. Если не верите моему слову, пошлите в сыскную, там подтвердят.

Связываться по доброй воле с сыском желания не было. Тем более – с месье Пушкиным. Речь господина Немировского внушала доверие. Не будет же он врать про поручение чиновника полиции. Сандалов счел, что убедительных аргументов вполне достаточно. Снял ключ и положил на конторку.

– Изволите что-нибудь еще?

Господин Немировский изволил, чтобы ему в номер доставили выпивки. С запасом. Сандалов захотел уточнить, какие именно напитки предпочтительны, но гостю было все равно. От закуски отказался. И больше ничего не требуется. Портье обещал исполнить без промедления. Он тайно надеялся, что та самая купюра вернется к нему за проявленное усердие. Немировский не понял движения чужой души. Повернулся и пошел в лестнице, ведущей на второй этаж. Жалкой благодарности не бросил. Не то что денежку.

Сандалов подумал, что жизнь человеческая – штука несправедливая: играет с человеком, как огонек с мотыльком. Зазевался – крылышки и обжег. Или изжарился целиком.

19

Антракт выплеснул публику в буфет. Те из господ, что не поместились за столиками и барной стойкой, бродили по фойе театра, пуская облака папиросного дыма. Агату обтекали потоки мужчин, она стояла, как скала в открытом море, равнодушная и холодная. Ни на чей взгляд или призывную улыбку не ответила. Будто ей и дела не было, что мимо ускользают набитые кошельки. Клиентов, разгоряченных барышнями кафешантана и зажигательными напитками, можно было брать тепленькими. Лишь пальчиком помани. Делать ничего не придется, все сами отдадут. Но она ждала только одного. И он наконец появился.

Старательно избегая не в меру веселых господ, Пушкин подошел и подавил сильный зевок.

– Зачем загубили мой вечер в этом пошлом театрике? – спросил он, все-таки зевая.

Ей захотелось, чтобы победа была разгромной и окончательной. Чтобы он поглубже увяз в собственной самонадеянности, а потом прозрел и понял, как ошибался. Ощутив ту самую щекотку радости, которая уж несколько дней не желала приходить, Агата постаралась не спугнуть победы раньше времени. Сегодня у нее будет особая добыча.

– Как вам понравился спектакль?

– Спектакль? Точнее сказать, цирковой балаган, – последовал ответ, завершенный борьбой с зевотой.

– И вам ничего не показалось интересным?

– Госпожа Керн, мне не показалось. Я уверен, что хочу только одного – спать.

Его легонько пихнули в живот.

– Просила обращаться ко мне по имени, – требовательно сказала она. – Ну, раз ничего не заметили достойного, в таком случае… приглашаю отужинать. Завтрак был за вами, а ужин – за мной. Согласны?

Ему протянули маленькую ладонь. Вот так сразу соглашаться было нельзя. Его хотели заманить в ловушку, а хищница должна сама в нее угодить. Пушкин поломался для вида, заставил себя поуговаривать, честно зевал. И согласился.

У театра мерзли извозчики. Первый по очереди согласился за полтинник, цену грабительскую, отвезти в «Славянский базар». В другой ресторан Агата категорически отказалась ехать. «Где день начался, там он и закончится», – заявила она. Спорить с женщиной, которой пришла на ум шальная идея, не стал бы сам Лейбниц, не то что Пушкин. И он не стал.

В отличие от позднего завтрака, ужин собрал полный аншлаг. Официант с трудом нашел свободный столик. Да и то потому, что видел парочку утром и принял за постоянных гостей. Усевшись, Агата раскрыла меню и засмотрелась куда-то по левую руку. Пушкин глянул в ту же сторону.

Причина интереса открылась легко. Через три столика ужинал Петр Филиппович Немировский, как всегда жадно поглощая пищу. Рядом с ним сидела его жена, наряженная в простое черное платье с глухим воротом, не вязавшееся с атмосферой веселья, но указывающее, что дама носит траур. Он что-то сказал ей с набитым ртом. Супруга встала из-за стола, обошла его и взяла с дальнего конца графин с вином, до которого Петру Филипповичу лень было дотянуться. К ней на помощь несся официант. Успел как раз вовремя, чтобы подхватить из рук дамы графин и налить в бокал, сколько желал прожорливый господин. Официант хотел помочь даме сесть, она отказалась и неторопливо пошла к выходу из зала.

Агата следила за ними с таким интересом, будто давали представление цирковые артисты.

– А, понятно, – вдруг проговорила она, старательно пряча улыбку.