Читать книгу "Вставная челюсть Щелкунчика - Дарья Донцова"

– Вы узнали старуху, – предположила я, – поняли, что перед вами бывшая жена покойного брата. Что она вам сделала? На момент развода Михаила с Галей вы еще в школу не ходили. Чем вам Петрова досадила?

– Что она мне сделала? – повторила Алла. – Что? Лишила отца, брата, любимой тети, уютного дома. Мы с Лаурой очутились в интернате, а там у сестры даже имя отняли. Когда пришло время получать паспорт, директриса детдома заявила: «Советская девочка не может называться Лавременсией. Давай запишем тебя Леной». Целую неделю не отставала, в конце концов сестру зарегистрировали Лаурой. Директриса была страшно недовольна, ей прямо мечталось, чтобы в паспорте у Кузнецовой стояло имя Елена. Клопин не очень большой город, плюнь, попадешь в знакомого. Глава детдома дружила с начальником милиции, когда сестра пришла заполнять всякие анкеты на получение паспорта, мент ей сказал:

– Деточка, Роза Павловна настаивает, чтобы ты стала Еленой. Оборвала мне телефон с этой просьбой. Но решать тебе, если скажешь «нет», значит, нет. Редкое имя тебе мама придумала?

– Да, – ответила Лаура, – оно означает «самая счастливая и богатая». Мамочка еще в школе прочитала книгу про имена и решила: когда у нее родится девочка, она будет Лавременсией. Она говорила, что в этом имени заключена магия. Дочь будет жить лучше всех.

Мент начал сестру уговаривать:

– Какой будет жизнь, зависит от характера человека, а не от того, что у него в паспорте значится. Ну, подумай, неужели у всех Татьян или Иванов одинаковая судьба? Роза Павловна тебе добра хочет, кое в чем она права. Лавременсия звучит сильно на иностранный лад, соберешься на работу оформляться, кадровики заподозрят, что у тебя есть родственники из-за бугра, и на всякий случай откажут в приеме на приличную службу. Ты повзрослеешь, люди будут к тебе обращаться по отчеству, ну-ка попробуй, выговори с первого раза: Лавременсия Станиславовна. Язык сломаешь. Поверь, тебе будет очень неудобно. Небось в школе тебя дразнят?

– Лаврушка зовут, – призналась девочка.

– Похоже на приправу для супа, – улыбнулся начальник милиции. – Предлагаю компромиссный вариант. Ни Елена, как хочет директриса, ни Лавременсия, как в метрике записано, давай нарисуем: Лаура. Получится оригинально, как хотела твоя мама, но не вызывающе. И волки сыты, и овцы целы. Все довольны.

Алла подняла голову:

– Сестре пришлось согласиться, но она себя Лаурой не ощущает, я ее Лавриком зову. И все эти унижения из-за Галины, потому что она город сожгла и медали украла. Столько людей погибло, мои папа и тетя в их числе. Лаура замуж не вышла, она до сих пор шрамов на теле стесняется. Когда сестра в одежде, она выглядит прекрасно, а когда раздевается… жуть! Я в юном возрасте за старика выскочила, чтобы нам с Лавриком с голоду в Москве не подохнуть! И во всем виновата Галина! Статью написала! Мишу оболгала. Моего брата до сих пор люди проклинают. Мы с сестрой каждый год ездим на могилу к родным. Тьма лет после той трагедии прошла. Почти пятьдесят. Но всякий раз, когда на кладбище приходим и в конторе лейку-грабли берем, сторож говорит: «Снова прикатили? Когда сюда таскаться перестанете? Из-за Мишки-пьяницы моя доченька маленькая погибла». Каково нам это слышать? Нам, кто правду знает? Миша ни при чем. Город Петрова погубила! И мы с сестрой погибнуть могли, спаслись только благодаря волшебнице Чжу.

– Волшебница Чжу? – повторила я. – Это кто такая?

Алла Константиновна вдруг улыбнулась:

– Папа очень гордился своим китайским происхождением. Он хотел меня назвать Ксингджуан, в переводе это означает изящество. Его приятель отговорил, спасибо ему. Отец знал множество китайских сказок, в музее он создал экспозицию, посвященную Поднебесной, там хранилась главная ценность семьи: перламутровые медали. А на стене висела картина, изображающая пожилую китаянку. Константин Михайлович часто с ней разговаривал, мне он объяснял: «Доченька, это твоя прапрабабушка, волшебница Чжу. Тело ее умерло, а дух заключен в полотне. Если очень-очень о чем-то ее попросить, Чжу поможет. Только желание должно быть хорошим». В сентябре мы с Лаурой пошли в школу. Это сейчас первоклашкам отметки не ставят, хвалят их, а во времена нашего детства иначе было. Сестричке в первую неделю кучу двоек наставили. Лаврик левша, поэтому не могла писать правой рукой, но директрису это не волновало. «Советские дети не обезьяны, они работают в тетради как положено». Эту фразу я навсегда запомнила. Наша учительница Лариса Николаевна Дубонос была не злой, наоборот, она женщина добрая. Когда мы в интернате очутились, она очень нам помогла. А вот директриса оказалась монстром, велела левую руку сестры к талии привязать, пусть девочка учится правильно писать. Такие времена тогда были, не полагалось из общей массы выделяться.

Я внимательно слушала Аллу.

Красиво выводить буквы правой рукой у бедной Лауры никак не получалось, она плакала, но от слез лучше не становилось. У девочек были спальни в двух домах, и когда мама Лауры уходила в ночную смену, они укладывались у Чашкиных. В ночь пожара они лежали в мансарде над музеем. Лаура рыдала, она не хотела утром идти в школу, где ей опять привяжут руку. И тут Аллу осенило.

– Пошли в китайскую комнату, попросим волшебницу Чжу о помощи.

– Дядя Костя не разрешает ночью по залам ходить, – напомнила послушная двоюродная сестра, – если он нас поймает, в субботу не отпустит гулять!

Но Алла уже вскочила.

– Папа не узнает. Мы на цыпочках. Давай! Ха! Боишься ночью в китайский зал идти? Трусиха!

– Я храбрая, – возмутилась Лаура.

Девочки тайком прокрались на первый этаж, подошли к портрету и стали убеждать волшебницу помочь Лауре научиться красиво писать правой рукой. Минут через десять обе малышки устали.

– Как ты думаешь, она нас услышала? – спросила Лаура.

– Папа говорит: Чжу подает знак, когда мольба до нее долетает, – ответила Алла.

– Какой? – полюбопытствовала сестра.

И тут раздался скрип деревянных половиц.

– Она нам отвечает, – обрадовалась Лаура.

Алла схватила сестру за руку.

– Нет, это шаги, папа идет, лезем под стол, а то в выходные он нас из дома не выпустит.

Первоклашки нырнули под большую консоль, прикрытую до пола бархатной скатертью, легли на пол и затаились. Шаги приблизились, потом что-то заскрипело. Алла подняла край скатерти, и сестры увидели фигуру с черными крыльями.

– Ворона, – прошептала Аллочка, – ворона, дочь медведя.

Мне показалось, что я неправильно расслышала последнюю фразу.

– Ворона, дочь медведя? – повторила я.

Алла сгорбилась.

– Это китайская легенда, которую нам часто читал на ночь папа. В ней рассказывается про доброго мишку, который нашел яйцо и положил его в теплое место. Спустя день вылупился птенец вороны, который вырос и заклевал приемного отца. На самом деле это была не птица, а злая волшебница Кванг, главный враг Чжу. Мне показалось, что это она в комнате.