Читать книгу "Механическое сердце. Искры гаснущих жил - Карина Демина"

Чушь все.

Кейрен не спешит отвечать. Он побелел, и под глазами появились синие тени. Говорили, что псы выносливы, а этот… точно заморенный. Недоедал, что ли, в детстве? Или это из-за головы? Хорошо, что Таннис не так уж сильно его приложила.

– Хочу тебя понять. – Кейрен подпер подбородок ладонью, локоть же упер в колено.

– Нечего понимать.

Свищ над Толстяком посмеивался, ему нравилось, что тот начинает краснеть, ворчать и злиться. Свища заводила чужая злость. И если бы не Войтех… тот всегда успевал остановить драку, оклика хватало.

А ведь не было в Войтехе особой силы.

Сухопарый, тощий, как все. И зимой, и летом вечно свитера носил, правда, летом – на голое тело. И тело это было синюшным, что у старой курицы. И кожа на ребрах натягивалась, казалась тонкой, того и гляди прорвется.

– В парке-то мы с полгода паслись. – Таннис вновь легла и сунула руки за голову. Собственные волосы показались вдруг жесткими, что солома… – Потом Войтех место сменил, сказал, опасно на одном долго задерживаться.

…Свищ подговаривал самим пойти, без Войтеха, но Толстяк отказался, а Велька заметил, что Свищ не по праву возникает. И вообще, коли ему что не нравится, то никто Свища силком не держит. Пусть катится на все четыре стороны…

– Но через пару месяцев… у него же папаша аптекарем был, я говорила?

– Говорила, – подтвердил Кейрен.

– Вот, и Войтех успел понахвататься всякого… ну и остались прежние папашкины знакомые, как я теперь разумею. Они товар приносили, Войтех забирал, мы развешивали и толкали. В парке же.

– Опиум?

– Не знаю. – Таннис прикрыла глаза.

Товар Войтех приносил с другого берега реки. Он ходил к пристаням в одиночку и в тот раз, когда взял-таки Таннис с собой, оставил ее на мосту. Велел:

– Сиди и никуда не уходи.

Она подчинилась. Сидела, хоть было невыносимо жарко, а совсем рядом, шагах в трех, вырастала лавка. В лавке-то наверняка прохладно. Или при лавке, вон какую она тень густую отбрасывает. Но Таннис послушно стояла у опоры, не смея сойти с места.

А Войтеха все не было и не было.

На нее уже поглядывать начал и лавочник, выбравшийся на порог, и полисмен, что прохаживался по мосту, положив ладонь на дубинку.

Скоро погонят.

Мост, конечно, еще не Верхний город, но люди по нему гуляют чистые, нарядные, и Таннис остро ощущала свою чуждость этому месту. Особенно немытая шея раздражала. И она трогала эту шею, смахивая бисеринки пота. Откуда появился Войтех – не увидела, только вдруг кто-то дернул за руку, велев:

– Идем. Быстро.

У него был нос разбит и глаз заплывал, а на лбу виднелась ссадина, которую Войтех прикрывал длинным чубом.

– Что?

– Потом. – Левую руку он плотно прижимал к телу.

Он тащил ее от моста, в лабиринт улочек и, только нырнув в нору подземного хода, позволил перевести дух.

– Прости, малявка, – Войтех взъерошил волосы Таннис, – но нам нужно было убраться, и быстро. Не следовало волочь тебя с собой. Поможешь?

Уже в убежище, надежном, куда более надежном, чем собственный ее дом, Таннис промыла ссадину. И Войтех сказал:

– Спасибо.

И это было очередной его странностью – благодарить за всякие пустяки.

– Это вежливость, малявка, – сказал Войтех. – Элементарная человеческая вежливость. Ну что, приступим?

Он доставал аптекарские весы и маленький сундучок с гирьками разных размеров. Некоторые были столь крохотными, что брать их приходилось щипцами…

– Порошок был розовым. – Таннис помнила его, даже не порошок, но некую ноздреватую массу, которую приходилось разминать пальцами. А Войтех заставлял надевать повязки из нескольких слоев полотна. Сквозь них тяжело дышалось, но когда Таннис повязку сняла, то заработала подзатыльник.

– Разума лишиться хочешь? – Его голос, строгий и с насмешкой, звучал в ушах.

Разума лишались другие, и Таннис, поглядев на них, не рисковала больше снимать повязку.

Измельчив розовую массу, ее смешивали с мукой и толченым мелом, перетирали руками. Мел въедался в кожу, а мука оседала на волосах, и Малыш становился черно-белым, как картинка из газеты.

Взвешивала Таннис. Только ее пальцы были достаточно тонкими и ловкими.

– Сложно все было. – Таннис не знала, зачем рассказывает обо всем чужаку. Наверное, потому что сказанное ею уже никому не повредит.

А Кейрен умеет слушать.

– Я протирала весы специальной тряпочкой. А потом на одну чашу клалась бумажка, их Велька нарезал, ровненькие такие… у него здорово это выходило. Порошок зачерпывала серебряной ложечкой. Четверть унции. Или половина. Поначалу долго приходилось возиться, а потом ничего, руку набила, и быстро все… раз-раз… Велька снимал и заворачивал в конвертик.

– А конвертики вы продавали.

– Точно.

– В парке.

– Ага…

– И кому? – Голос Кейрена дрогнул. Злится? Таннис повернулась на бок и оперлась на локоть. В сумраке – факелы уже догорали – было сложно разглядеть выражение его лица. Но Таннис чувствовала, что он и вправду злится.

– Кто приходил, тому и продавали…

– И кто приходил?

Он покачивался, опираясь ладонями на решетку.

– Да… по-всякому. Думаешь, я помню? И какая разница?!

Для Кейрена разница была, если он резко выдохнул и, оттолкнувшись от решетки, встал.

– Вы дурман продавали. Он вызывает зависимость, понимаешь? Две-три дозы, и… я видел людей, которые подсаживались на эту мерзость. Через пару лет они превращались в… в нечто. Ни разума. Ни чести. Ни совести. А вы…

– Мы никого не заставляли покупать. – Таннис тоже видела курильщиков. Люди с пустыми глазами, живущие одной мыслью – где дозу добыть. И если получалось, то в глазах вспыхивал свет волшебных грез. Что они видели? Таннис всегда было интересно. Она спрашивала, но они не в состоянии были ответить, путались в словах, едва ли не давились собственным языком, мычали, хватали за руки, просили денег… требовали…

Угрожали.

– Не заставляли. – Кейрен шел вдоль решетки, от прута к пруту. – Да, вы не заставляли, но кто-то дал попробовать…

…Однажды Свищ решился. Он закинулся прямо в парке, и поначалу ничего не происходило. Свищ просто стоял, переваливаясь с ноги на ногу. Он двигался все быстрее и, не удержавшись на ногах, упал. Свищ засмеялся и раскинул руки.

– Небо! – крикнул он. – Поглянь, небо!

Он хохотал и тыкал пальцем в небо, которое было обыкновенно. А Таннис не знала, что ей делать. Бежать? И бросить Свища?