Читать книгу "Скалолаз - Михаил Нестеров"

– Это оттого, что вы понятия не имеете, что такое мораль, – парировал Шеель. – А мораль – это частный случай неморальности. Что касается ценности, о которой вы упомянули, то для жизни она является последним основанием.

– Что такое жизнь, по-вашему?

– Ваш шеф на это сказал бы так: «Жизнь – это выражение форм роста власти». Надеюсь, я ответил на все ваши вопросы.

– Н-да… – Новак покачал головой. – Но вернемся к делу. В целом я понимаю ваш план. В нем много недочетов. Что делать, я вынужден указать вам на них, чтобы избежать осложнений.

– Вы довольно легко согласились. Мне думалось, что это будет не так просто. Вернее, не так быстро.

Было видно, что Новаку трудно говорить, и он время от времени морщился от боли в руке.

– Опустим и это, – сказал он. – Переговоры есть переговоры, это обычный контакт с террористами. Итак, первое. Вам снова нужно привлечь русских в нашу… компанию, что ли. Чтобы они так же регулярно выходили в эфир. Если этого не сделать, поисковики вышлют в горы отряд. Он наткнется на нашу группу, и тогда возникнут непредсказуемые действия как с их стороны, так и с вашей. Например, в эфир может проскочить сообщение, и тогда мои люди из базового лагеря тоже включатся в работу. Будучи здесь под дулом автомата, я не смогу организовать их должным образом. Тут много вариантов. Вот вам один из них: они решаются на активные действия, что усугубит положение моего шефа. Вы можете занервничать. Если не вы лично, то кто-то из ваших людей. Понимаете, о чем я говорю?

– Понимаю. Вы говорите о безопасности вашего шефа. Но вы зря недооцениваете меня, я просчитал все варианты. Наш обратный путь займет два дня – это стремительным спуртом, на другое я не рассчитываю. И столько же – два дня – я не выходил на связь с базой, работая под русских. Сейчас история повторится, поисковики станут обзывать русских идиотами, а вы будете поддакивать им, выходя на связь, что видите русских: они, например, идут перевалом. Лично мне большая компания иждивенцев ни к чему. Только вы двое. Но на всякий случай я оставил с русскими своего человека. Ведь вас могли убить во время перестрелки, и тут русские мне были бы просто необходимы.

– Вы хотите убить русских?

– На усмотрение моего человека. Хотя одну рекомендацию я ему дал: забрать у них обувь и теплую одежду. Не говоря, конечно, о средствах связи. – Шеель связался с Фитцем и коротко бросил: – Мы ждем тебя, Йохан. Отбой.

«Алло, Скоков! Это Ян Новак. Ответьте мне. Прием». Эти слова все еще стояли в ушах Йохана Фитца. Они стали своеобразным проводником, через который немец с минуты на минуту ожидал запроса по радио. В одной руке он держал рацию, другой сжимал рукоятку автомата. Но что-то Шеель медлит. Какого черта он телится? Фитц навострил уши… Перестрелка закончилась пять минут назад. Пора, пора бы Шеелю разобраться с вице-премьером и положить конец проблеме под названием «заложники». Йохану они надоели до чертиков. У него на этот счет сложилось странное представление, словно он провел несколько дней в мужском туалете, в котором обосновались женщины. И он впервые за несколько дней понял Алину Райдер.

Русские ублюдки! Он не сводил глаз со Скокова. Его он кончит первым. Радисту достался второй номер. Самое интересное заключалось в том, что Фитц оставит их в лагере еще живыми. Каждый получит по пуле в живот и печень и проживет минут десять-двадцать.

И снова взгляд на рацию. Фитц твердо решил: он выполнит последний приказ командира. Он невольно подслушал горячий шепот Ларса Шееля: «Все, хватит. Больше никаких молитв. Никаких турок. Никаких немцев. Я просто хочу стать человеком». А чем хуже Йохан Фитц?

Он прикинул свою долю в этом мероприятии… и не нашел свободного места на этой земле. Всюду, куда ни кинь взгляд, свои, «армейские»: Шеель, Кепке, Алина, Крамер, Больгер. Соседи, от которых не спасет самый высокий и частый забор.

Наконец рация ожила голосом Шееля:

– Мы ждем тебя, Йохан. Отбой.

– Сука! – выругался Фитц на командира. – Ты даже не спросил, как я тебя слышу, и слышу ли вообще.

Накопившаяся в нем злоба подняла его руку и подбросила рацию в воздух. Фитц тут же продемонстрировал заложникам, что не новичок в стендовой стрельбе. Правда, вместо гладкоствольного ружья у него был автомат, а мишень-тарелочку заменила радиостанция. Он придавил спусковой крючок и с первого же выстрела попал в рацию. Пулей. Из автомата-коротышки. С расстояния двенадцать метров.

Еще не успели упасть осколки рации, а Фитц уже держал на мушке Скокова.

Новак шумно выдохнул через нос и закрыл глаза:

– А вы не думаете, что ваш человек пренебрежет вашей рекомендацией?

– Я же сказал, что это на его усмотрение.

– Вы очень жестокий человек.

– Что делать… У каждого своя работа.

Сергей преодолел последний метр пути и, ухватившись рукой за смычку с механической зацепкой, на которой и крепился капроновый шнур, выбрался на площадку. Впереди – ледяной бархан, под защиту которого больше суток назад бросился Сергей. Сразу за ним откроется вид на палатку Алины. Правее – остальные палатки.

И снова выстрелы поторопили Курочкина. В этот раз они прозвучали метрах в тридцати. Он не мог ошибиться: стрелял Фитц из «Гепарда» с глушителем.

Секунда, и Сергей обогнул торос, держа автомат на уровне плеч. И едва не опустил его. Он не мог стрелять. Фитц стоял в паре шагов от заложников и держал Скокова на мушке. Если и стрелять в него, то наверняка. В голову, в основание затылка, чтобы ни один мускул террориста не дернулся. Сокращение мышц руки приведет к плачевным последствиям. Он непроизвольно нажмет на спусковой крючок. Мне бы сейчас снайпера в напарники, подумал Курочкин, сокращая дистанцию в том темпе, который не мог привлечь внимание Фитца.

Он держал его на мушке и в любой момент был готов к выстрелу. Держал в голове и другой вариант: окликнуть немца. С испугу он на спуск не нажмет. Девять из десяти, что он обернется. И выстрелит. А Сергей не сможет нажать на спусковой крючок, разве только рискуя убить товарищей.

Десять метров до Фитца. Всего десять. Можно разглядеть швы на его куртке. Можно разглядеть глаза Николаича. Полные слез, они смотрят на Серегу. И – не торопят его. Они верят единственному спецназовцу в экспедиции. «А, Серега… Расскажи мне о себе своими словами».

Фитц непростительно долго для профессионала упивался ненавистью, сжигая напоследок глазами русских и видя их на костре. Но вот он заметил переменившийся взгляд начальника экспедиции, будто тот встретил первую любовь или увидел связку ключей в апостольских руках. Пожалуй, большего для участия в своем спасении Скоков сделать не смог. Его взгляд на Сергея стал веревкой, по которой устремился взгляд Фитца. Он развернулся в тот момент, когда Курочкин подобрался на расстояние трех шагов. Он мог уложить немца одним выстрелом, но благоприятная ситуация напомнила ему о «языке».

С шагом вперед Сергей буквально набросил кулак на челюсть Фитца, и шансов устоять у немца не было. Он забыл про автомат. Поднялся и начал искать, кто его ударил. Надо отдать Фитцу должное, после тяжелого удара он отошел быстро. Вперив в спецназовца снова загоревшиеся глаза, он выкрикнул, словно не веря: