Читать книгу "Незамужняя жена - Нина Соломон"

— Надень эту блузку под кардиган, а потом примерь брюки в полоску. Я хочу посмотреть, как они на тебе смотрятся, так что выходи, — командовала она. — И не забудь байкерские сапоги.

Когда Грейс вышла, на ней не было ни одной своей вещи, за исключением черных носков Лэза и нижнего белья. Увидев Грейс, Хлоя захлопала в ладоши и тут же подвела подругу к прислоненному к стене зеркалу в полный рост. Стоя позади Грейс, она поправляла воротник леопардового пальто.

Впервые за много лет Грейс узнала себя. То, что она увидела, ей понравилось — все, от мешковатых брюк до тяжеленных сапог, и даже выношенное леопардовое пальто. Она чувствовала себя бодрой, словно только проснулась, глаза сияли, и лицо светилось без всякого грима.

— Ты вернулась, — сказала Хлоя.

— А я и не знала, что уехала.

— Не уехала… Просто затаилась, — ответила Хлоя. — Пошли! Заплатим, а потом заберем твой багаж из гостиницы.

— А как же моя одежда, в которой я пришла? — спросила Грейс, глядя на розовое манто, переброшенное через спинку пластикового стула.

— Оставь. Все равно эти вещи принадлежат кому-то другому.

26

Ночь мамбо

Грейс прослушала сообщение пилота о том, что из-за густого тумана и плотного графика полетов в Ла-Гуардиа их рейс задерживается по крайней мере еще на час. Она была с ног до головы одета во все новое, леопардовое пальто лежало на соседнем кресле, как дикий зверь, сбежавший из неволи. Самолет кружил над аэропортом, до тошноты однообразно повторяя «восьмерку». Чувство юмора не изменило Грейс, для которой не было никакой разницы — часом больше или часом меньше провести в бесконечном кружении.

Когда она наконец добралась домой, то нашла записку от Гриффина, лентой приклеенную к горшку со спасенной орхидеей, которую она принесла из квартиры Лэза. Грейс прочла послание, отметив, насколько похожи почерки Гриффина и Лэза.

«Я всегда буду помнить, как вы пустили меня к себе и сделали все, чтобы я чувствовал себя как дома. Моему отцу с вами повезло. Я решил вернуться в Мэриленд. Не могу вечно ждать чего-то, что может и не случиться. Пора возвращаться к своей жизни. Благодарю за теплоту. Гриффин».

Грейс глубоко вдохнула и сложила письмо. Она не была честной с Гриффином и чувствовала, что не заслуживает благодарности. Она даже не была уверена, есть ли у нее жизнь, к которой можно вернуться, а этот паренек знал, что его жизнь ждет его возвращения.

Еще одним, последним признаком того, что Гриффин жил здесь, была стопка пластиковых контейнеров, сполоснутых и составленных в раковину на кухне. Грейс наполнила раковину теплой мыльной водой, зная, что Франсин не потерпит, если ее контейнеры вернутся к ней не в первозданной чистоте, а у Грейс было подозрение, что соусу потребуется еще какое-то время, чтобы окончательно раствориться.

Она открыла морозильник и увидела, что Гриффин разморозил и съел более чем годичный запас фрикаделек в кисло-сладком соусе всего за какие-то два дня. Морозильник почти опустел; кроме шпинатовой лазаньи, блинов с дня рождения, коробки пищевой соды и двух поддонов со льдом, купленных в незапамятные времена, в нем ничего не было.

На автоответчике Грейс нашла два сообщения от родителей, подтверждавших, что очередная игра в скрэббл состоится. «Наилучшие пожелания имениннице. И принеси блины, если они у тебя еще остались. Мы проводим водочную дегустацию». Вспомнив, что Франсин в Париже и что сама она не праздновала день рождения с родителями, Грейс решила непременно пойти к ним. Она позвонила отчитаться о состоянии блинов и заодно дала родителям знать, что ей нужно обсудить с ними один вопрос. Она боялась, что если сразу им не скажет, то потом у нее может не хватить духу.

Грейс позвонила в компанию, ведающую кредитными карточками, и с облегчением узнала, что ее карточка снова действительна, хотя ограничения счета изменены. Разборку вещей она отложила на потом, запихнув набитый рюкзак Лэза в самую дальнюю часть кладовки в прихожей. Затем, так и не сняв нового чикагского наряда, схватила сумочку, блины и спустилась на улицу, чтобы поймать такси.

Подъехав к дому родителей, Грейс увидела, что фасад затянут такой же черной строительной сеткой, какая была и на старом доме Лэза. Подъездная дорожка была загромождена, и портье посоветовал ей воспользоваться служебным входом.

Когда Грейс вошла, Милтон с Бертом сидели за кухонным столом. Берт принес целый набор замороженных деликатесов — пьеро-джи, икру, а также бутылку фирменной водки. Он уже успел плеснуть себе в стакан. Грейс открыла коробку замороженных блинов и поставила ее на кухонный стол. Покрытые толстым слоем льда, они были больше похожи на обваленную в песке медузу, чем на что-то съедобное. Отец Грейс встал и, приподнявшись на цыпочки, поцеловал дочь в макушку.

— Как съездила? Порядок? — спросил он.

— Было замечательно, — ответила Грейс, расстегивая леопардовое пальто.

— Лэз работает? — спросил отец, словно они отрепетировали этот обмен репликами.

— Да. Шлет наилучшие пожелания.

— Хороший тебе муж достался, смотри не упусти.

Грейс знала следующую реплику наизусть, но в этот раз не могла вымолвить ни слова.

Мать вошла в кухню и остановилась, в упор глядя на Грейс и словно лишившись дара речи.

— Что это на тебе такое? — спросила она наконец.

Отец взглянул на нее.

— То же, что и всегда, — ответил он.

— Не ты, Милтон. Грейс.

— По-моему, она ничуть не изменилась. Разве что стала чуточку выше, — сказал отец, все еще находясь под ложным впечатлением, что сам он великан.

— Дело, наверное, в сапогах, папа, — сказала Грейс, непроизвольно ссутулившись. Она дотронулась до бисеринок на кардигане. — Хлоя подобрала мне несколько обновок, пока я была в Чикаго.

Мать подошла к Грейс и дрожащей от отвращения рукой коснулась леопардового пальто.

— Секонд-хенд, — решительно произнесла она. — И, мягко говоря, хорошо поношенный. Что ж, к счастью, я еще не отправила коробку со всяким хламом в благотворительный фонд. Ах да, я подобрала тебе кашмирскую шаль у Файленз, можешь надеть на «Ночь мамбо».

— Спасибо, мамочка, но у меня есть что надеть, — сказала Грейс, отмахиваясь от комментариев матери по поводу пальто. — Я обратила внимание, они там хотят что-то делать с домом, — добавила она в надежде сменить тему.

— Говори потише, — шепнула ей мать. Она оттеснила Грейс подальше от стола и оглянулась, чтобы убедиться, что Милтон занят. — Они ремонтируют фасад, — шепотом продолжала мать, — хотят убрать синие кирпичи. Папа будет вне себя, когда узнает… Он думает, они просто почистят его песком.

Грейс поняла, что чуть было не допустила ошибку. Одно из неписаных правил ее семьи гласило, что держать человека в неведении как можно дольше — это не обман, а проявление любви и преданности. Мать, несомненно, будет утаивать от Милтона правду, пока последний синий кирпич не будет вынут. Но — разве что купив ему синие очки — она не сможет держать его в неведении вечно. Через несколько месяцев он начнет замечать, что его любимый синий дом кирпич за кирпичом превратился в нечто более тусклое, под стать своим соседям. Если он не сможет смириться с этим фактом, то как можно ждать, что он смирится с новостью об исчезновении Лэза? Порыв защитить отца был силен.