Читать книгу "Брошенные машины - Джефф Нун"

В динамиках радио — только шелест дыхания и вздохи.

Ветви деревьев сплелись над дорогой, загораживая свет. Солнце было ещё недостаточно ярким, чтобы пробиться сквозь эту завесу. Листья поблёскивали, отливая густой чернотой, как это бывает только в сновидениях. Среди деревьев клубился пар. Прямо передо мной через дорогу перелетала птица. Так лениво и вяло, что я смогла разглядеть каждый взмах её крыльев. Машина сбавила скорость, сама по себе. Может быть, ей стало сонно в объятиях тусклого света и воздуха. Приборная доска, спидометр, счётчик пробега, часы, топливный датчик, шкала на приёмнике — всё сверкало крошечными огоньками, искрами шума. В машине было жарко.

Душно. Струйки пота текли по лицу, попадали в глаза. Я проехала последний дорожный знак. Издали мне показалось, что это просто пустой белый прямоугольник. Но когда я подъехала ближе, то увидела там золотистый цветок. Его лепестки раскрывались, растекались, как дым, и превращались в дым, и терялись в сплетении ветвей над дорогой.

Я снова подумала, что надо бы остановиться. Надавила на тормоз, но педаль даже не сдвинулась. Цепь между приёмником и передатчиком разомкнулась.

Я убрала руки с руля.

Машина проехала вперёд. Несколько метров, не больше. Но они показались безмерными, бесконечными. Время сгустилось и превратилось в вязкую жидкость, сквозь которую нас медленно уносило вбок. Туда, где деревья. Там была земляная насыпь, и она ещё больше замедлила наше движение. Машина медленно перевалила через низенькое препятствие и остановилась, въехав капотом в чёрный ствол дерева. Ремень натянулся над сердцем. Он как будто обнял меня — бережно, нежно. У меня было странное чувство, что мы не ударились в дерево, а прикоснулись к нему осторожно и ласково. Стайка птиц сорвалась с ветвей, а потом стало тихо.

Вроде всё было в порядке — пока я не открыла дверцу и не попыталась выйти из машины. Меня вдруг повело, голова закружилась, в ушах зазвенело. Я упала на землю, на траву. Не знаю, сколько я так пролежала. Наверное, долго. Паутина сплетённых ветвей, кусочки неба в просветах, пятна тепла на лице, что повторяли узоры света и тени, деревьев и неба, — все это вместе было как колдовство, что держало меня в плену, не давая подняться.

Машина рядом со мной застонала. Последний вздох. Самый-самый последний. А потом у меня зачесалась рука, я поднесла её к глазам и увидела, что фиолетовая змея снова зашевелилась. Этого было достаточно, чтобы я тут же вскочила на ноги. Дорога была абсолютно пустой, в обе стороны. Над машиной вилась тонкая струйка дыма. Птицы вернулись на дерево, в вихре искрящихся трелей.

Я забрала из машины всё, что хотела бы взять с собой. Мою сумку. Тетрадку. Все вырванные страницы, которые я сумела найти под сиденьем. Фотографию Анджелы. В багажнике у меня была сумка с одеждой; я взяла только пару вещей, чтобы в случае чего у меня было во что переодеться. Я ничего не планировала, ничего не загадывала. Решила, что просто пойду по дороге, уж куда-нибудь она выведет. А там будет видно.

Мне ещё надо было решить, что делать с пистолетом Павлина. Я совершенно не представляла, зачем мне может понадобиться пистолет, по крайней мере в ближайшее время, но потом я решила взять его с собой. Мне не хотелось бросать его здесь, где его может найти кто угодно. Пусть лучше будет у меня. Я убрала пистолет в сумку.

Что ещё? Чемоданчик. И ключ.

Ну вот и все. Я в последний раз оглядела машину и вышла на дорогу.

Я решила пойти туда же, куда и ехала. В том направлении. Машин на дороге не было. Ну, почти. Один раз мне навстречу проехал микроавтобус; водитель притормозил, но не стал останавливаться. А мне, собственно, и не хотелось, чтобы он остановился. Мне не хотелось ни с кем общаться.

Встреча с Джексоном оставила неприятный осадок. Он обвинил меня в том, что я бросила Тапело, что я от неё убегаю. И он был прав. Целиком и полностью. У меня просто не было выбора. Но почему всё должно быть именно так? Почему обязательно нужно кого-то бросать? Может, когда-нибудь все же настанет такое время, когда мне хватит смелости никуда не бежать?

Пока я медленно шла вперёд, мысли начали разбредаться. Обрывки образов, выхваченные из сумрака наугад. Воспоминания. Как в ту давнюю зимнюю ночь, когда я проснулась и подошла к окну, и там, на улице перед домом, была чужая машина, а рядом стоял мой отец и о чём-то говорил с водителем. У него изо рта вырвались маленькие облачка пара. Прошло уже столько лет, а я до сих пор помню, каким узором они растекались в воздухе, эти белые облачка. Если бы был некий способ, чтобы расшифровать этот узор, я бы узнала, что говорил папа в ту ночь.

Все до единого слова.

Я бы узнала.

Голос, сотканный из тумана, что тает в воздухе.

Погруженная в мысли, я даже не сразу сообразила, что там, в лесу, что-то движется. Вровень со мной. Вдоль дороги. Что-то большое и серебристое. Шуршит листьями, ломает ветки. Я остановилась и подождала. Совсем немного. Буквально через пару секунд из леса вышла лошадь.

Очень красивая лошадь цвета слоновой кости — белая, с кремовым оттенком, — и с удивительными ярко-синими глазами. Мы обе замерли, глядя друг на друга. Секунду, другую. А потом она развернулась и ушла обратно в лес. Я двинулась следом за ней, сквозь прохладные тени.

Местами солнечный свет проникал в чащу леса, в зазорах между стволами деревьев; и там, где был свет, раскрывались цветы. Яркие, широко раскинутые лепестки. Тонкий, нежный аромат. Бабочки, осы и другие летучие насекомые отвечали на эти сигналы именно так, как надо — они принимали сигналы правильно, — и мне представлялось, как они переносят частички пыльцы от тычинок к пестику, от мужских цветов — к женским.

Там ещё были следы человеческого присутствия: одинокий ботинок, несколько игральных карт, спичечный коробок, страницы, выдранные из порнографического журнала. В какой-то момент я услышала звук, размеренное тик-так, которое я узнала ещё до того, как увидела сами часы, старинные напольные часы, что стояли среди деревьев. Побеги каких-то ползучих растений оплели циферблат. Почему-то меня совершенно не удивило, что в чаще леса стоят часы — и что они до сих пор работают, и маятник медленно ходит туда-сюда, отсчитывая секунды. Я пошла дальше, и затихающее тик-так было последним из признаков человеческой жизни. Дальше был только нетронутый лес. Я достала из сумки пистолет Павлина и зашвырнула его в кусты.

Лошадь шла впереди, как будто указывая дорогу. И чем дальше мы углублялись в лес, тем больше мне начинало казаться, что я теряю всякое ощущение себя и своего окружения. Сейчас, когда я вспоминаю тот день, я снова употребляю слова: лошадь, дерево, пистолет, цветок, часы, Марлин. Но тогда я уже ничего не знала. Не знала, как называется удивительное существо, что идёт впереди; не знала имён этих странных предметов, что росли из земли — повсюду, вокруг. Я даже не знала, что это за существо, которое я называю собой: кто я, какого я рода и племени, есть ли у меня имя, а если есть, то какое.

Сперва я увидела среди деревьев лишь серебристые вспышки света, бликующие отражения, а потом лес расступился, и я вышла к озеру. Лошадь довела меня до самой воды, по заросшему камышом берегу; пару секунд постояла, внимательно глядя на меня, а потом медленно развернулась и ушла обратно в лес.