Читать книгу "Лотерея - Кристофер Прист"

Затем я заметил на левом запястье Грации, снизу, маленький кусочек лейкопластыря. Она не обращала на пластырь никакого внимания, пользовалась левой рукой так же свободно, как и правой.

Грация много говорила и, что самое важное, казалась веселой, успокоенной. Она несколько раз улыбнулась, а один раз даже засмеялась, закинув голову, — картина, очень знакомая мне по прежним временам.

Мне хотелось тут же войти в квартиру, чтобы поскорее с ней встретиться, но меня удерживало присутствие другой женщины. Выглядела Грация хорошо, и это меня радовало. Она ничуть не пополнела, хотя, возможно, ей и следовало бы, но при этом буквально лучилась здоровьем, и глаза у нее были цепкие и живые. Я сразу вспомнил Грецию, где у нас все началось, загорание на пляже и рецину. В общем и целом она выглядела лет на пять младше, чем тогда, перед этой жуткой историей; одежда у нее была чистая и ничуть не измятая, волосы подстрижены и причесаны.

Я простоял у окна минут, наверное, десять, а затем, к величайшей моей радости, незнакомая женщина встала. Грация улыбнулась, что-то сказала, и обе они расхохотались. Женщина повернулась и пошла к двери.

Не желая, чтобы меня поймали на подглядывании, я перешел на другую сторону улицы и стал ждать. Через минуту или две та женщина вышла на улицу и села в одну из припаркованных рядом машин. Как только она отъехала, я перешел улицу и вставил ключ в замочную скважину.

В коридоре горел свет, пахло мебельной политурой.

— Грация? Где ты?

Дверь спальни стояла нараспашку, но ее там не было. Я услышал звук спускаемой воды, затем скрипнула дверь уборной.

— Грация, я вернулся!

Я услышал, как Грация сказала: «Джин, это ты?», а затем она прошла на середину спальни и увидела меня.

— Привет, Грация, — окликнул я.

— Я думала… Господи, да это же ты! Где ты был?

— Мне пришлось уехать на несколько…

— И что ты делал? У тебя вид, как у бродяги!

— Так вышло, что… я спал не раздеваясь. Мне нужно было на время уехать.

Мы стояли в нескольких шагах друг от друга, не улыбаясь и не делая попыток друг друга обнять. Меня сверлила совершенно непонятная мысль, что это и есть Грация, настоящая Грация, и я с трудом в это верил. В моем представлении она стала чем-то неземным, идеальным в Платоновом смысле, чем-то утраченным, недостижимым. И вот она передо мной, реальная и материальная, наилучшая Грация, какая только может быть, спокойная и прекрасная, без этого затравленного взгляда.

— Где ты был? Больница пыталась тебя найти, они даже в полицию обращались. Куда ты вдруг делся?

— Я на время уехал из Лондона, из-за тебя. — Мне хотелось обнять ее, ощутить ее тело, но в ней было что-то такое, что держало меня на расстоянии. — А с тобой-то все как? Ты прекрасно выглядишь!

— Теперь со мною, Питер, все в порядке. Но никак не благодаря тебе, — сказала она и тут же виновато опустила глаза. — Прости, мне не следовало так говорить. Я знаю, что ты спас мне жизнь.

Я шагнул вперед и попытался ее поцеловать, но она отвернулась, так что мои губы коснулись ее скулы. Когда я попытался ее обнять, она попятилась. Я последовал за ней, и в конечном итоге мы оказались в темной холодной гостиной, где стояли телевизор и проигрыватель; как-то так выходило, что этой комнатой мы почти не пользовались.

— В чем дело, Грация? Почему ты не хочешь меня поцеловать?

— Не сейчас. Слишком уж все это неожиданно, вот и все.

— Ладно, — сказал я, — а кто такая Джин? Это что, которая здесь сидела?

— Социальная работница, приставленная за мною следить. Она приходит ежедневно, чтобы проверить, не думаю ли я повторить этот номер. За мною приглядывают, и очень внимательно. Они меня выписали, а потом вдруг узнали, что у меня уже был такой случай, так что они испугались и теперь не спускают с меня глаз. Они считают, что мне опасно жить одной.

— Ты потрясающе выглядишь.

— Теперь со мною все в порядке. Я больше такого не сделаю. Хватит, я уже прошла через все это.

Она говорила резко, словно бы с вызовом, и это меня отталкивало. Похоже, именно этого она и хотела — оттолкнуть меня.

— Прости, — сказал я, — если все выглядело так, будто я тебя бросил. Мне сказали, что за тобой присмотрят и будут ухаживать. А я думал, что знаю, почему ты это сделала, и поэтому считал, что мне лучше уйти.

— Не нужно ничего объяснять. Это уже не важно.

— Почему ты так считаешь? Конечно же это важно!

— Для кого — важно? Для тебя или для меня?

Я молчал, тщетно пытаясь понять по ее лицу, что она думает.

— Ты на меня злишься? — спросил я в конце концов.

— За что мне на тебя злиться?

— За то, что я так тебя бросил.

— Нет… не злюсь.

— А что же тогда?

— Я не знаю. — Она прошлась по комнате, но это не было знакомое мне беспокойное метание. Теперь она просто уклонялась от разговора. Как и в спальне, здесь все было прибрано и начищено, я с трудом ее узнал. — Пошли в ту комнату, я хочу покурить.

Мы вернулись в спальню, и, пока она закуривала, сидя на краю кровати, я прошел к окну и задернул занавески. Она проводила меня взглядом, но ничего не сказала. Потом я сел в кресло, в котором прежде сидела та социальная работница.

— Грация, а что было с тобой… ну, в больнице?

— Меня малость подлатали и отправили домой. Вот, собственно, и все. Но затем социальная служба нашла мою старую историю болезни, и началась свистопляска. Впрочем, Джин нормальная тетка. Она будет рада, что ты вернулся. Я завтра же утром позвоню ей и скажу.

— А как насчет тебя? Ты-то рада, что я вернулся?

Грация стряхнула столбик пепла с сигареты и улыбнулась. Похоже, я сказал что-то смешное.

— Чему ты улыбаешься? — удивился я.

— Когда я выписалась, Питер, ты был мне нужен, но это не значит, что я тебя хотела. Будь ты здесь, ты бы снова меня довел, но зато социальщики оставили бы меня в покое. Так что слава богу, что тебя здесь не было, это дало мне хоть какой-то шанс.

— А почему ты считаешь, что я непременно тебя бы довел?

— Потому что ты всегда меня доводил! С того времени, как мы снова сошлись, ты только тем и занимаешься. — Грация дрожала всем телом. Позабыв о сигарете, на которой нарастал новый столбик пепла, она принялась выковыривать какие-то соринки из-под ногтей. — Когда меня отпустили домой, мне только и хотелось, что побыть одной, подумать и во всем разобраться, так что очень хорошо, что тебя здесь не было.

— Выходит, — сказал я, — мне и вообще не стоило возвращаться.

— Это тогда я не хотела тебя видеть, именно тогда.

— Так значит, сейчас ты меня хочешь?