Читать книгу "У Терека два берега... - Дмитрий Вересов"

Джон плакал, когда по радио передавали «Friends Knew Her as Ie».

Софи-Катрин, когда песня заставала ее в машине, счастливо глядела на небо и не вытирала слез.

Астрид ушла с поста директора московского отделения. Она вернулась в Австрию и вышла замуж за богатого пивовара.

В спальне у Софи-Катрин и в спальне у Астрид – висели две одинаковые картины.

Айсет в зеленом газовом платке… Айсет, состоящая из одних огромных глаз…

Глава 20

Безумец бежит по просторам божьим;

Вдали, за иссохшей, горестной степью,

За ржавым, за выжженным бездорожьем –

Ирис, нирвана, сон, благолепье.

Бегство от мерзости… Сумрак вселенский…

Плоть изможденная… Дух деревенский…

Душа, исковерканная и слепая,

В которой не горем сломлено что-то,

Мается, мучится, грех искупая, –

Черный. Чудовищный ум идиота.

Антонио Мачадо

Прошло полтора года с тех пор, как Дута Эдиев украл белого арабского скакуна и тут же потерял его. Тогда он пошел к шихам, но те послали его искать пропавшего бесследно коня. Дута провел зиму и встретил весну в горах. Не найдя коня, он пошел искать отшельника Атабая, который ушел от шихов, обвинив их в духовной измене.

Дута нашел его пещеру уже зимой по следам на снегу. Из самодельного лука он подстрелил улару – горную индейку, чтобы не идти к старику с пустыми руками. Перед узким входом в пещеру он положил свою добычу, встал на колени и стал ждать. Ждал он долго, пока солнце не стало заходить за Черные горы.

Тогда из пещеры вышел старый Атабай. Дута Эдиев с трудом узнал в иссохшем, в длинной паутине седых волос некогда крепкого старика Атабая.

– Ассалам алайкум, воккха стаг! – сказал Дута.

Но Атабай не ответил обычным приветствием. Он равнодушно посмотрел на тоже здорово изменившегося за это время, худого, оборванного горца и спросил:

– Ты все еще бродишь по горам, Дута? Надеешься найти истину?

– Я все еще хочу найти белого скакуна, воккха стаг, – ответил Дута. – Истина же, знаю, живет в этой пещере.

– Нет, Дута, ты ошибаешься. Истина лежит у входа в эту пещеру, – Атабай показал на мертвую индейку. – Птица была жива, теперь она мертва. Вот и вся истина. Что же ты стоишь на коленях в снегу?

– Я хочу просить у тебя прощенья, мудрый Атабай, за то, что я не пошел тогда с тобой.

– Попроси прощенья лучше у этой индейки, которую ты убил. Я же не сержусь на тебя. Тогда я говорил в сердцах, значит, сам был не совсем прав. Надо было просто молча уйти. К чему были крики и слова?

– Атабай, я не пошел с тобой. Теперь я стыжусь своего поступка. Но я так верил шихам, а их было много, а ты один.

– Тогда тебе надо пойти к язычникам, потому что у них много богов, а у нас всего один.

– Мне стыдно…

– Встань, Дута. Мне трудно двигаться. Каждое движение уже дается мне с трудом. А ты хочешь, чтобы я помог тебе подняться.

Дута встал с колен, но голова его понуро поникла.

– Посмотри на солнце, Дута Эдиев. Знаешь, почему оно красное на закате?

– Нет, воккха стаг.

– Солнцу стыдно, что когда-то люди почитали его за Бога и молились ему. Что твой стыд! Пустяки… Так ты нашел, что искал?

– Нет, мудрый Атабай. Я уже вел его под уздцы. Уже немецкий отряд сопровождал меня, когда мы напоролись в лесу на русских. Был бой, перестрелка. Конь бежал, и я бежал…

– Скажи мне еще, Дута. Немцы пришли в Чечню?

– Нет, воккха стаг, их не пустили сюда. Сейчас Красная армия отогнала их далеко на Запад, наступает и скоро войдет на землю врага.

Атабай кивнул головой.

– Почему же горное эхо донесло до меня плач многих женщин, детей и стариков? Какое горе случилось на земле моих предков, если враги не пришли?

– Пришли русские. Они увели всех чеченцев, всех вайнахов и отправили их далеко на восток.

Атабай опять кивнул головой.

– Скажи мне, мудрейший Атабай, – спросил Дута. – Это конец чеченского народа? Больше в этих горах никогда не будет звучать наша речь? Неужели мы сгинули во тьме веков навсегда?

– Нет, Дута. Будет еще возвращение нохча на могилы предков. Будет еще и мирная жизнь, будет еще проливаться в этих горах кровь. Но народ наш будет жить. Русские непоследовательны в своих действиях. Они как большая змея. Голова жалит кого-то, а хвост ползет, чтобы пожалеть ужаленного. Они сами себе противоречат, воюют же русские всегда сами с собой. Даже на этой войне они все еще думают, что сражаются с немцами…

Старик усмехнулся чему-то.

– Так и ты, Дута. Ты непоследователен. Взялся искать белого скакуна, так ищи. Или ты ищешь что-то еще?

– Нет-нет, – почему-то Дута испугался, – только коня. Ничего другого. Скажи мне, Атабай, где же я найду его?

– А ты не найдешь его.

– Что же мне делать?! – вскричал Дута. – Я не могу вернуться ни к тем, кто в долине, ни к тем, кто в горах. Я скитаюсь совершенно один и вою на луну от одиночества. Как же мне вернуться? Где найти этого проклятого белого коня, на котором я могу вернуться к людям? Посоветуй мне, мудрый старец! Скажи мне, воккха стаг!

– Видишь белый, чистый снег?.. Слепи из него скакуна. Он будет еще белее и чище настоящего. Отнеси его тем глупым людям, к которым ты так стремишься.

– Так ты смеешься надо мной, старик?! – воскликнул Дута.

В руке его сверкнул невесть откуда взявшийся кинжал, и Атабай стал оседать на покрытые снегом камни. Но кровь упала на снег раньше тела.

– Атабай! – закричал Дута, подхватывая падающего старика. – Что я сделал?! Я не хотел убивать тебя! Меньше всего на свете я хотел твоей смерти! О, Аллах Всесильный, почему ты не остановил мою руку? Почему ты не образумил меня в гневе? Не умирай, Атабай! Скажи мне еще что-нибудь… Кровь… Я сейчас перевяжу тебя…

– Не надо, – простонал старец.

Он поднял дрожащую руку, дотронулся ею до груди, и кровь остановилась.

– Положи меня на землю, – тихо сказал Атабай. – И ступай себе… Мне надо столько еще успеть подумать перед смертью… А осталось всего несколько мгновений… Но я успею… Оставь меня… Иди ищи своего белого коня…

Дута несколько суток скитался по горам. Как-то на утесе он увидел белого скакуна. Тот стоял на самом краю, выгнув лебединую шею, и, казалось, трогал копытом камень перед собой, готовясь к прыжку в пропасть.

– Остановись! Не смей прыгать, Терек! – закричал Дута и полез к вершине утеса, обдирая руки об острые камни. – Стой!