Читать книгу "Кто сражается с чудовищами. Как я двадцать лет выслеживал серийных убийц для ФБР - Том Шахтман"

пострадали лишь холсты, а богато украшенные рамы остались нетронутыми. Общий урон, нанесенный картинам, казался не слишком большим. Несколько художественных репродукций индейского искусства – о ценности которых, как получилось, я имел кое-какое представление – были повреждены любопытным образом: стекла были разбиты, но сами отпечатки не затронуты. Но самую большую загадку представляла сохранность большой картины маслом с изображением девочки – до нее как будто не дотронулись даже пальцем. Казалось, что некоторые вазы, статуи и нефритовые резные украшения аккуратно прислонили к стенам, и ни одна вещь среди них не разбилась. Обычный подросток-вандал вряд ли оставил бы их в целости и сохранности. Более того, нетронутой осталась и целая полка с растениями.

Хотя на кухне и в ванной разрушений было много, никакого реального ущерба столам, зеркалам и бытовым приборам нанесено не было. Были повреждены дверные ручки, но не сами двери. Кроме небольших повреждений на потолке, никакие панели не были выбиты или сломаны, хотя хулиганы-подростки любят пинать по стенам и по таким панелям. Стержень для занавесок как будто специально положили на пол, не повредив занавески. Были порваны некоторые предметы одежды, но среди них не было особенно стильных или ценных. Какова вероятность того, что вандалы прошли бы мимо практически всех ценных и дорогих для хозяев вещей?

Нанесенные балончиком пятна также были непоследовательными и не похожими на настоящий акт вандализма. Они как будто специально были оставлены в таких местах, где их можно легко отмыть, закрасить или – в случае с мебелью – закрыть обивкой. Краска пощадила произведения искусства и более деликатные ценные вещи. Никаких следов действия сексуального характера в этом загородном доме обнаружено не было.

И наконец, граффити.

Односложные грубые слова не характерны для обычных вандалов: современные хулиганы чаще оставляют лозунги и названия музыкальных групп, таких как Slayer, Motley Crue, Public Enemy или Terminator X.

Особенно привлекало внимание слово «Cunt», хотя в словаре современных подростков его сменило слово «Pussy». Особенно подозрительной казалась надпись «Fuck Me». Более типичным выражением для агрессивно настроенного и бесцеремонного молодого парня было бы выражение «Fuck You». Но «Fuck Me»?

Приняв все эти факты во внимание, я составил профиль предполагаемого правонарушителя.

Я явно отклонил предположение о том, что вандалами была группа подростков мужского пола. Уж слишком мягкими и аккуратными казались повреждения. Все признаки говорили совершенно о противоположном. Согласно моему мнению, эти действия совершила одна белая женщина в возрасте от сорока до пятидесяти лет и, что характерно, не имеющая тесных связей с подростками. Эта женщина должна отличаться нарциссизмом, должна испытывать эмоциональную привязанность к вещам и коллекционным объектам, оставшимся в доме нетронутыми. Я предположил, что она испытывает трудности в межличностных отношениях – возможно, ей пришлось в жизни пережить несколько разводов. Вероятно, она близкая родственница владельца или арендатора, и у нее есть причины для избирательного вандализма, чтобы не уничтожить предметы, которые невозможно потом будет восстановить.

По моим догадкам, эта женщина попыталась инсценировать типичный акт вандализма со стороны подростков, каким она представляла его в своем воображении. Ее попытки воспроизвести граффити указывали на пол и возраст. Ни один парень-хулиган не написал бы «Fuck Me». Так скорее всего выразилась бы женщина средних лет, рассердившись на работе. Она, вероятно, не привыкла к грубым словам и выражениям и написала то, что, по ее мнению, должны писать и говорить агрессивные мужчины с антисоциальным поведением. Но с современной точки зрения ее выбор бранных слов кажется довольно детским.

Если у нее есть дети, писал я далее, то, вероятнее всего, не подростки и не мальчики. Пожалуй, у нее один ребенок, дочь, и в настоящее время она живет не с матерью. Основанием для такого вывода (помимо ее слабого знакомства с подростками и с мальчиками в целом) была картина маслом с изображением девочки и тот факт, что ее не тронули; такие изображения обычно говорят о дорогом, но отсутствующем родственнике.

Я решил, что толчком к такому поведению должно было послужить какое-то специфичное стрессовое событие, случившееся за несколько дней или максимум недель до акта вандализма. Это могла быть проблема с деньгами или мужчинами, потеря работы или нечто, из-за чего ближайшее будущее стало для нее неопределенным.

Подводя итог, я утверждал, что мотивацией для вандализма послужил один из трех факторов или их сочетание. Рассерженная женщина могла совершить акт вандализма, чтобы отомстить члену семьи. Женщина искала внимания, и эта инсценировка стала ей своего рода поводом для обвинений, вроде тех, что мы часто видим в случаях ложных обвинений об изнасиловании. Женщина хотела получить страховку, потому что ей захотелось сделать ремонт или реновацию, а денег на это не хватило.

Эти выводы с лежащими в их основе рассуждениями я изложил на бумаге и отослал психологу с Западного побережья. Прочитав мой документ, он позвонил и сказал, что профиль почти идеально отражает хозяйку дома, женщину, которая сообщила о погроме в полицию и подала заявку на выплату страховки. Это была белая женщина сорока лет с лишним, порвавшая отношения со своим сожителем, с денежными проблемами, с дочерью, которая живет у ее прежнего мужа; совпадали и многие другие описанные мною подробности. Психолог поразился моей проницательности. Я лично не удивился. По сравнению с составлением профилей жестоких антисоциальных преступников, которым я с успехом занимался на протяжении последних семнадцати лет в ФБР, это была пара пустяков.

9. Убьет снова или не убьет?

В 1980 году мои занятия, которые я проводил в полицейской академии в районе Салема, штат Орегон, посещали полицейский Килберн Маккой, похожий на типичного «хорошего» ковбоя в образе Клинта Иствуда, и его жена Джейн, также работавшая в полиции. В конце недели Маккой попросил меня посетить его полицейский участок и посмотреть досье на убийство, совершенное в 1975 году ветераном Вьетнамской войны по имени Дуэйн Сэмплс, который тогда находился в тюрьме. Маккою показалось, что Сэмплс превосходно присоединится к убийцам, которых мы опрашивали в рамках Проекта по исследованию личности преступника, потому что, хоть Сэмплс и не был серийным убийцей – его осудили за убийство только одного человека, – но был выпускником колледжа с дипломом по психологии с хорошо поставленной речью, и его преследовали фантазии о насильственных действиях, характерные для серийных убийц.

Свое преступление Сэмплс совершил вечером 9 декабря 1975 года в небольшом городке Силвертон в штате Орегон. В тот вечер Фрэн Стеффенс с одиннадцатимесячной дочерью, ее подруга Дайан Росс и Дуэйн Сэмплс встретились, чтобы попить пива, покурить травку и просто поболтать. Сэмплс работал