Читать книгу "Враг моего сердца - Елена Сергеевна Счастная"

в Звянице ей вдруг стали все не рады. Теперь осталось только отдохнуть с дороги – да снова в путь. Порой казалось Елице, что и во сне она будто в седле покачивается: столько вёрст за последнюю луну проехала, сколько за все годы вдовства не довелось.

И было в Лосиче почти так, как дома: даже хоромина походила на ту, что осталась в Велеборске. И посетила перед сном странная мысль, сквозь темноту ночи, сквозь тихое дыхание Веи и отдалённые голоса стражников, что прошли под окнами: Елица уже вновь привыкла быть не вдовицей, а княженкой. А та жизнь, размеренная и чужая, осталась в тумане минувшего. Возврата к ней не будет.

Страшный грохот торопливых шагов разбудил, показалось, посреди ночи. Елица распахнула глаза – нет уже подёрнулось пасмурное нынче небо тёплым светом. Самый тихий час и крепкий сон – перед пробуждением. И лишь в следующий миг донёсся до слуха гомон воинских голосов во дворе, и суматоха, что наполняла терем непривычным, несвойственным для обычного утра шумом. Заворочалась, ворча, Вея, но резко села, как заржала истошно лошадь где-то вдалеке. Топот приблизился – и дверь горницы распахнулась. Внутрь, совсем не подумав о том, что может застать женщин неодетыми, заглянул Брашко. Елица прикрылась одеялом едва не до носа.

– Собирайся, княжна. Сейчас. Уезжаем, – прерывисто выдохнул отрок, едва не давясь каждым словом: так запыхался.

– Что случилось?

Елица, тут же перестав смущаться, встала и огляделась, уже думая, за что взяться в первую очередь.

– Косляки, – только и ответил Брашко.

И больше ничего не надо было объяснять. Тут и Вея подскочила, начала быстро скидывать вынутые из сундука вещи обратно. Елица принялась спешно одеваться.

– Мы ждём тебя во дворе. Уедем до того, как они сюда доберутся, – сказал напоследок отрок и вновь скрылся за дверью.

Скоро они вместе с наперсницей были готовы. Спустились, кутаясь в плащи, во двор, объятый сырым туманом: утро, оказывается, выдалось прохладным. Внизу уже ждали снаряженные лошади и телега, на которую расторопные лосичанские отроки уже погрузили все вещи. Кмети рассыпались по стенам. Кто-то собирался выезжать в Звяницу, что стояла на пути косляков.

– Много их? – Елица подошла к Осмылю, который как раз широким шагом проходил мимо.

– Не знаю пока, – бросил тот на ходу. – Но говорят дозорные, что больше, чем обычно. Тебя я здесь оставить не могу. Даже за стенами. Опасно. Успеете уйти через лес – уж не догонят.

– Может, лучше было бы тем, кто со мной приехал, вам помочь? – Елица споткнулась, но воевода поймал её за локоть и наконец чуть приостановился.

– Прости уж, но пятеро кметей не слишком-то помогут, хоть и стоят каждый по два десятка косляков. Мне тебя надо сберечь, княжна, – Осмыль осторожно погладил её по щеке. – Отец мне твой не простит, хоть и не на этом свете. Да и княжичи…

Он прислушался к голосам воинов и пошёл дальше. Елица мгновение ещё смотрела ему вслед, пока не окликнул её нетерпеливо Брашко. Она вернулась и поднялась в седло. Распахнулись ворота, стражники уставились на Стояна, который тронулся первым, взглядами призывая его шевелиться ещё быстрее, хотя куда уж больше.

Створки захлопнулись сразу, как телега выехала из острога. Вокруг было тоже суматошно. Но если за стеной вся суета подчинялась приказам воеводы и десятников, не выплёскиваясь в панику, то здесь люди были напуганы так, что не могли, казалось, толком сообразить, что им делать. И хотелось хоть как-то помочь, хоть чем-то уберечь, но в этот миг, когда самой приходилось покидать Лосич, Елица ощущала себя до ужаса бессильной.

Скоро добрались и до Звяницы, где все мужчины уже готовы были каждый встать на защиту своего дома. Не первый раз они с косляками сталкивались, уж знали, как встречать незваных гостей.

– Сновиду… – Елица нагнала Стояна, а тот лишь едва обернулся на её оклик. – Сновиду заберём… И…

– Всю Звяницу, может, в телегу погрузим и в лесу укроем? – огрызнулся десятник. – Они люди наученные, сами справятся и решат, кого прятать, кого спасать. У них старейшины есть. И воины тоже.

Стоян снова вперился в даль перед собой, чуть подгоняя лошадь.

– Я велю тебе! Забрать Сновиду! – Елица едва удержалась, чтобы не дёрнуть его за рукав.

Но воин только хмыкнул на её, казалось бы, властный тон так, что стало понятно: ни единому слову не подчинится. Подтянулись сзади и другие кмети, прислушиваясь к их разговору.

– Я не тебе служу, княженка, – процедил Стоян. – А Светоярычам. А они мне ясно приказали: тебя хранить и в целости до Лосича и обратно доставить. Потому ты хоть из седла прыгай, а я тебя свяжу и до Велеборска довезу.

Он слегка подогнал своего жеребца, уезжая вперёд и давая понять, что больше обсуждать это не станет. Тем временем осталась за спиной околица веси и обступил, словно с неба обрушился, со всех сторон старый сосновый бор, который Елица знала очень хорошо: уж сколько за грибами и ягодами здесь ходила с Веселиной. И Сновидой тоже. И она правда готова была спешиться да броситься снова в Звяницу. Только острое осознание тщетности этого останавливало.

Пропали скоро последние отголоски людского шума, что ещё метались среди деревьев тихим эхом. Словно отгородила стена вековых сосен от подступающей опасности, но спокойнее от этого вовсе не становилось. Как отдалились от Лосича, Стоян отправил Брашко гонцом в Велеборск, чтобы о вестях недобрых княжичам доложил поскорей. Вряд ли Осмыль станет кого-то из своих так скоро в столицу гнать: ему сейчас не до того. Но братьям Светоярычам лучше поскорее узнать – а там, может, надумают чего.

И каковы бы ни были старания десятника, а почти до самого Велеборска Елица точно во сне ехала. Всё никак не могла отринуть мыслей о том, что в Звянице творится да в Лосиче. Верно, битва там давно закончилась, а уж чем – никаких пока слухов в спину не прилетало. Спокойно было и в тех весях, где приходилось на ночлег останавливаться. Только дни казались бесконечно, нестерпимо длинными. Будто выехали из Лосича уже с луну назад, а до Велеборска всё никак не добраться.

Но скоро показалось, извиваясь среди пологих холмов, русло Велечихи: с одного из них, куда отряд забрался по тропе, было хорошо видно его, петляющее внизу, по узкой здесь, за века пробитой в земле дорожке. Нынче разгулялось ненастье: катились, меняя очертания, тучи по небу, громыхало вдалеке, и Перунов огонь то и дело озарял верхушки холмов-братьев. Шла гроза. Надвигалась тяжёлой колесницей на долину. И укрыться-то от неё негде: одни лысые бугры кругом, без единого деревца.