Читать книгу "Птичье гнездо - Ширли Джексон"

Она знала потайную лестницу, которая вела на третий этаж, и, недолго думая, поднялась по железным ступеням. Уверенным шагом проследовала по коридору и подошла к двери кабинета, куда когда-то приходила каждый день. Открыв дверь, она первым делом взглянула на крайний стол слева, как будто на нем до сих пор должны были лежать ее письма, испорченные уродливыми надписями. Но кабинет уже опустел, и на столах ничего не осталось. Она долго стояла на пороге и вдруг поняла, что ее так и тянет повесить пальто и шляпку на вешалку справа от двери. Больше никогда, подумала она и решительно шагнула к своему бывшему рабочему месту.

– Вы кого-то ищете?

Она с улыбкой обернулась. В дверях кабинета стояла девушка. В ее взгляде читались одновременно недовольство – потому что посетителей не пускали на третий этаж – и сомнение – потому что ее полномочия не распространялись дальше этого этажа, а в отношении посетителей действовали особые правила, и она, выгонявшая нарушителей с третьего этажа, сама должна была пользоваться потайной железной лестницей, которая пронизывала здание насквозь и спускалась в подвал, к служебному входу. Девушка держала в руке цветок с отломленным стеблем, слишком маленький для петлицы генерала Оуэна и слишком сильно распустившийся для сада индийского принца. Она держала его бережно, так как цветок был сделан из металла, сделан вручную, а значит, скорее всего стоил немалых денег. И разглядывая непрошеную гостью, которую она, тем не менее, не спешила выпроваживать, девушка нежно водила кончиком пальца по металлическим лепесткам.

– Извините, что пришла, куда не следует. Я когда-то здесь работала и просто хотела заглянуть.

– Правда? – Девушка колебалась. (Значит, кроме железной лестницы, был еще выход?)

– Я сидела вон за тем столом, крайним слева.

– Это стол Эмми, – поспешила сообщить девушка, прижимая к груди цветок.

– Вот как?

Что еще она могла сказать? Стол она видела, цветок у девушки в руках был сломан, а Эмми ушла домой. Все. Напоследок она кивнула на стол и сказала:

– Когда-то в этой стене была огромная дыра. До самого низа.

– Дыра? – удивилась девушка. – В стене?

Стоя на крыльце, тетя Морген высматривала племянницу. Она барабанила пальцами по дверному косяку, кусала губы, хмурилась.

– Господь Всемогущий! Неужели я всю жизнь… Что, черт возьми, ты сделала со своими волосами?

– Я была у доктора Райта. И в парикмахерской.

– Я звонила доктору. Ты ушла час назад. Он сказал, ты… – Тетя Морген прервалась, чтобы закрыть дверь – это уже стало своеобразным ритуалом. – Ты что, повздорила с доктором? – спросила она, понизив голос, как будто доктор мог ее услышать. – Он сказал, ты витаешь в облаках.

– Конечно, мне ведь теперь так легко. Взгляни.

– Эта стрижка тебе не идет, – помолчав, заметила тетя Морген. – Нужно будет снова отращивать.

– Не могу. Я – пряничный человечек.

– Что?

– Я от бабушки сбежала, я от дедушки сбежала.

– Я иногда думаю, – беззлобно заметила тетя Морген, пройдя следом за племянницей на кухню, – что мне самое место в какой-нибудь богадельне. Там, где старушки играют в крокет. И носят брошки из волос подруг, которых они пережили.

– А доктор Райт будет навещать тебя по воскресеньям.

Довольная, она устроилась за столом.

– И мы с ним будем петь гимн. Я сделала капусту со сметаной – только потому, что она тебе когда-то нравилась. Но вообще, если вкусы у вашего величества будут так часто меняться, я едва ли…

– Как думаешь, в богадельне тебе разрешат готовить? Ты ведь отменно готовишь.

В мягком электрическом свете накрытый стол выглядел очень уютно. На коричневой скатерти стоял новый желтый сервиз, и, проведя пальцем по краю чашки, она удивилась, что не заметила раньше. Тетя Морген кое-что поменяла, отказавшись от безвкусных, кричащих цветов, острых углов и пошлых узоров.

– Морген, да ты мудреешь.

– М-м?

– Новая посуда. Скатерть. Прихожая.

– …рабам Твоим. – Морген быстро произнесла молитву и протянула племяннице корзинку с булочками. – А, все-таки заметила. – Она вздохнула, мрачно глядя в свою тарелку. – Тебе, наверное, не захочется об этом говорить. Я все ждала какого-то объяснения – от тебя или от доктора, – а потом подумала: я так долго пребывала в полном неведении, что могу подождать еще. И тем не менее. – Она с решительным видом отложила вилку и строго посмотрела на племянницу. – Все эти шутки… Меня не покидает чувство, будто моя богадельня вдруг опустела – старухи разъехались на лето, персонал в отпусках, окна заколочены. А я сижу одна и не понимаю, куда все подевались. Ты знаешь, что я пошла в магазин и купила то зеленое пальто, и оно уже три недели висит у тебя в шкафу?

– Я не заметила, – равнодушно отозвалась она.

– Вот именно. Я думала, оно тебе нравится. Ждала, когда ты о нем вспомнишь. А ты пошла и постриглась, – сокрушенно добавила Морген и отодвинула тарелку.

– Ты правда думала, что мне нравится это жуткое пальто?

– Либо оно тебе нравится, либо ты пыталась его купить, чтобы показать, кто тут главный, или досадить мне, или просто отыграться за все то, чего я тебя якобы лишила. Я убедила себя в первом.

– Полагаю, возвращать пальто уже поздно.

Морген ответила не сразу.

– Да, поздно. Тебе придется его носить и, возможно, даже делать вид, что оно тебе нравится. Пусть все думают, что это подарок от престарелой родственницы, которая в тебе души не чает, и ты носишь его, чтобы не обижать бедняжку. А обидеть ее очень легко – ты даже не представляешь, до чего щепетильны старушки в отношении подарков. – Тетя Морген посидела с минуту, поджав губы, затем молча встала и отнесла тарелку в раковину. – Вечером помою, – как ни в чем не бывало сказала она. – Мы немного припозднились, доктор придет с минуты на минуту.

– Я помогу тебе, когда мы вернемся.

– Спасибо. Большое спасибо. – Тетя Морген составила в раковину остальную посуду. Затем, резко повернувшись, подошла к столу и села рядом с племянницей. – Послушай, – начала она и тут же замолчала. Поставила локти на стол, закурила, подвигала туда-сюда пепельницу, глупо потерла нос тыльной стороной ладони. – Черт, не знаю, как сказать… Я пытаюсь – и все без толку. Может, у доктора получится, может, он подберет к тебе ключ. Я только удивляюсь, и беспокоюсь, и молюсь, чтобы все обошлось. Наверное, я зря затеяла этот разговор – знаю, я глупая, неуклюжая, и ваши с доктором умные рассуждения не для моих мозгов, но за всю жизнь ни разу не было такого, чтобы я не могла выразить свою мысль, не могла объяснить, чего хочу. А тут вдруг не могу даже поговорить с тобой, хотя мы прожили вместе столько лет. Я лишь одно хочу знать. – Тетя Морген аккуратно положила сигарету в пепельницу и, сцепив пальцы в замок, внимательно посмотрела на племянницу. – Где в твоей жизни место для меня? – Увидев, что та, хотя и глядит с любопытством, не понимает, о чем речь, она запнулась и сделала какое-то жалкое движение рукой. – Не понимаешь. Я ведь говорю, мне не кажется? Не просто открываю рот и размахиваю руками? Ты ведь меня слышишь? А то у меня складывается впечатление, что тебе вообще все равно: говорю я или молчу, попадешь ты к доктору или пропустишь прием, пойдем мы гулять или останемся дома, поедим или будем голодать, есть я или меня нет, счастлива я или несчастна… Всякий раз, когда я готовлю тебе на ужин какое-нибудь блюдо, которое ты раньше любила, и забываю сказать, что именно приготовила, ты даже не знаешь, что ешь.