Читать книгу "Предел - Сергей Лукьяненко"

Валентин помолчал, собираясь с мыслями. Потом сказал:

– Я ничего не могу вам предложить. Не от меня зависит, примут ли вас в Соглашение. Даже если мы здесь погибнем – это ничего не изменит. А опасность огромна. Мы считаем, что наш противник на протяжении как минимум тысяч лет вмешивается в развитие иных миров. И война на этой планете вызвана ими. И в вашу историю они влезали. Вы не знаете того, но миры «детей солнца» и кис воевали между собой…

Кот зарычал.

Валентин замолк.

Кот взревел, обнажая острые зубы.

С огромным трудом Горчаков удержался от того, чтобы потянуться к кобуре.

Рык закончился быстрой, как скороговорка, речью.

– К чему были все разговоры, глупая обезьяна? Это моя война!

* * *

Челнок был перегружен. Никто из неварских инженеров и помыслить не мог, что в него набьются семнадцать особей, да еще и представляющие семь различных разумных видов.

Запас тяги позволял взлететь, система жизнеобеспечения должна была выдержать короткий полет (хотя, по подсчетам Анге, к моменту стыковки содержание углекислого газа могло подняться до уровня физического дискомфорта).

Труднее было обеспечить нормальную фиксацию при взлете. В катере было лишь два кресла пилотов и шесть кресел для пассажиров, причем разместиться в них по двое не было никаких шансов.

А еще у Горчакова были нехорошие предчувствия о втором, разрушенном катере. Криди заявил, что система заглушила реактор, но внутри продолжался пожар, а ни одна, самая надежная защита реактора такого не любит. Поэтому Валентин торопил всех, заставляя и чужаков, и своих искать выход из ситуации. Катер мог взлететь плавно, но для выхода на орбиту неизбежно переходил в вертикальный полет с перегрузками до трех G.

В итоге кресла пилотов заняли Криди и Анге, следом за ними разместилась Ксения, как единственный переводчик, рядом с ней Уолр – вследствие его габаритов и из уважения к Халл-3, еще два ряда заняли Мегер и Мейли (Горчаков, как русский, придерживался старомодных взглядов на женский пол), а два последних кресла – Соколовский (в силу возраста) и Гюнтер (Горчаков, опять же в силу происхождения и воспитания, считал, что в такой нестандартной ситуации вооруженный член экипажа должен занимать удобную для стрельбы по пилоту позицию).

Все остальные, включая кадетов и аборигенов Соргоса, стояли у переборки, отделяющей пассажирский отсек от двигательного. Где-то там, за их спинами, варил свою радиоактивную кашу маленький ядерный котел, и даже наручные часы капитана высветили предупреждение о повышенном радиационном фоне.

Не слишком опасном, если вдуматься.

Но Горчаков впервые в жизни подумал, что традиция замораживать сперму и яйцеклетки курсантов перед первым полетом – очень здравая.

Было тесно. Очень тесно, они стояли плечом к плечу. Справа от Горчакова оказалась женская особь с Соргоса, которую звали Адиан. От нее пахло сухим сеном и мокрой лошадью – черт побери, ну а чем же еще от нее могло пахнуть? За ней стоял мужчина (или лучше сказать конь?) с земным именем Ян. Парочка негромко разговаривала, потом Ян дал своей подруге что-то вроде кусочка прессованного табака, и они дружно принялись жевать. Запахло эфирным маслом и полевыми цветами. Горчаков был против того, чтобы брать аборигенов на борт, но Ксения настояла на этом.

С другой стороны стояла Лючия, и это было гораздо приятнее, и по запаху, и по ощущениям. Лючия о чем-то тихо шепталась с Тедди – видимо, совместный прыжок на одном парашюте поспособствовал их отношениям.

Челнок вздрогнул и начал плавно подниматься в воздух. Стоящий за кадетами Двести шесть – пять негромко произнес:

– Я оцениваю шансы на удачную стыковку как весьма высокие. Но в целом шансы на наше выживание не превышают двух-трех процентов.

Странно. Раньше феолийцу не было свойственно так вот, процентами, измерять будущее.

– А что ты скажешь о наших новых спутниках? – спросил Валентин. Они набирали высоту, постепенно переходя в горизонтальный полет, и делать пока было совершенно нечего.

– Почему вас интересует мое мнение, командир? – Двести шесть – пять повысил голос, перекрикивая рев турбин. Суденышко неварцев оказалось ожидаемо шумным.

– Вы – созерцатель агрессии. Считаете ли вы их опасными?

– Непременно! – ответил Двести шесть – пять. – Травоядные разумные виды изначально жестоки, поскольку у них не выработаны эволюционные механизмы сдерживания агрессии. Хищники, тем более охотящиеся из засады, подобно уважаемым кисам Невара, склонны долгое время сдерживать свои эмоции, а потом выплескивать их самым резким образом. Что же касается женщины-гуманоида с Невара… Тут все еще сложнее, командир. Быть может, вы не в курсе, но она отверженная в своем обществе. Почти все «дети солнца» рождаются парами, тесная эмоциональная связь с близнецом – необходимая часть социализации. У этой девушки не было пары. Она живет в жесточайшем стрессе, она изгой и объект презрения, насмешек, в лучшем случае – оскорбительного сочувствия. Именно поэтому она отправилась в космос, именно поэтому выбрала половым партнером кота с другой планеты, который практически несовместим с ней физиологически.

– Половым партнером? – поразился Валентин.

– Посмотрите на их движения, касания, взгляды. Это очевидно. Восемьдесят пять – девяносто процентов за то, что они практикуют секс.

Валентин снова отметил и странную манеру обосновывать свою позицию, и холодный равнодушный голос Двести шесть – пять. И вдруг у него возникло неприятное подозрение. Он спросил:

– Уважаемый Толла разделяет ваше мнение?

– К сожалению, уважаемый Толла не пережил прыжка, – так же спокойно ответил феолиец. – Я ударился головой, покидая аппарат, а Толла слишком далеко высунулся из черепной полости. Он хотел увидеть прыжок своим глазом, но удар был силен и его выбросило вниз.

– Так он погиб? – воскликнул Валентин.

– Вероятно. Падение с большой высоты трудно пережить даже легкому организму. Впрочем, учитывая крайнюю эмоциональность наших симбионтов, Толла должен был погибнуть еще в воздухе, осознав неизбежность смерти.

Кто-то ахнул – кажется, Ксения. Лючия, занятая разговором, пропустила слова феолийца мимо ушей.

– Мои соболезнования, Двести шесть – пять, – сказал Валентин.

– Спасибо. Его гибель не принесла мне интеллектуальных потерь, но почти полностью лишила эмоций.

Феолиец помолчал и добавил:

– Да, я должен сказать, поскольку вы все равно зададитесь этим вопросом… Без симбионта наш вид становится крайне прагматичным. Если создастся ситуация, в которой мне для выживания потребуется пожертвовать кем-то из вас, я сделаю это без колебаний. Разумеется, в этом нет ничего личного! Пока союз с вами будет полезнее, я останусь все тем же верным членом коллектива, в некоторых ситуациях даже способным на героизм и самопожертвование.