Читать книгу "Создатель черного корабля - Федор Березин"

– Надобно довести всему личному составу, пусть внимательней несут службу по обзору окрестностей. Вы поняли, баритон-капитан?

– Так точно, шторм-капитан.

– Теперь с вами, Цэмерик. За какой срок можно восстановить нашу «Дулю».

– Капитан Стат, она конечно может нам пригодиться, при спуске «Кенгуру» обратно в море. И если бы не это, то я бы вообще отложил ее наладку до лучших времен. «Дулю» вполне можно отремонтировать в сухом нутре нашей субмарины, на любой глубине и при любой скорости. Так что будь моя воля, я бы восстановил только функции движителей и хоть какого-то управления, а уж остальное потом. Как вы на это смотрите, шторм-капитан?

– Меня устраивает. А как дела с водометами «Кенгуру»?

– Вы наблюдали, сколько костей всяческой живности мы вычистили из «второго»?

– Да уж любовался.

– Я решил кое-что загрузить внутрь «Ныряльщика». Потом в походе, будет время, определимся, всё ли там акулье. Может, удастся найти хоть частицу того чудища, что мы когда-то протаранили.

– Да, было бы интересно провести анализ. Пусть этим займется Стиан Биничу, вместе с нашим доктором, пока тот не слишком занят.

– Смотрите, накаркаете, капитан Косакри.

31. Сказки острова Ротор

Отчетность

Есть мнение, что врать по-настоящему, с придыханьем, вдохновеньем и как реченька журчит, люди научились только с появлением настоящей цивилизации. Мол, раньше не и надо было, и к тому же, не умели еще как следует. Возразим: врать-то требовалось всегда, ибо иначе в этой хитро-мудро поставленной Трехсолнцевой долго побродить, да еще понюхать цветочки, не получится. А вот на счет того, что ни такими обходными путями, так это правдиво. Ибо действительно, до появления письменности, фиксация событий велась только в голове. Она же сосуд ненадежный, помещенные туда картинки прямым образом не узришь – только выслушаешь устную трактовку носителя. Трактовка же та может меняться в зависимости от настроя, и от политической ситуации в племени. Например, после досрочно-трагической погибели вождя, все подвиги предыдущего автоматически зачисляются новому. Конечно, может и не сразу все, но постепенно уж точно. Хотя с письменами дело тоже не так уж потеряно, даже наоборот. Ибо теперь то, что намотано на нейронную бобину, имеет вторичную значимость, потому как если тому, кто вроде бы что-то помнит, и как бы живой свидетель, показать тщательно писаные буковки с числом, циклом и прочей атрибутикой, он сразу теряется, и спорит далее с недостаточной уверенностью, с оглядкой на нового вождя, или там царевича. А экспертизу чернил и почерка оно конечно можно, но вот кому конкретно поручить? Уж никак ни этому дедушке, путающему дни недели и по глупому атавизму спорящего со старой, добротной книжечкой, коя под замком и с ключиками у царедворской особы. Следовательно, с появлением клинописи, вранье даже вводится в рамки, ибо обязано хоть как-то согласовываться с закорючками на пергаменте и прочим. Ну а до того, полный простор для самовыражения. Вот и в той давешней истории тоже.

Ибо тот, кто сталкивался с народом браши непосредственно, в нормальной боевой обстановке, тот ведает, что раса сия отличается упорством и методичностью невиданной. А уж особенно соответствует это тем далеким циклам, когда нефтяной кризис еще не набрал темпы, а встречная планетарная экспансия расплескивала по Гее щупальца с детской незрелой непосредственностью. И вот тогда выходит, что крейсер номер «два», тот самый, что прибыл для разбирательств по первому случаю, ушел обратно в порт далекой Брашпутиды вполне таки в железном здравии, разве что с облегчившимися пороховыми погребами, и с бодрым, на «ура» отстрелявшемся экипажем. Однако цивилизации Осевого Пика и Федерального Союза Брашей находились, а вообще-то, за неимением перспектив, уже покоились, на разных ступенях развития. Пожалуй, в связи с надвигающимся всеобщим коллапсом разума в Трехсолцевой, никто из них уже не имел шансов оказаться в той, предсказанной наивными мудрецами Золотого века, эпохе, когда врать будет совсем не принято, и правда восторжествует навсегда и всюду.

Сейчас обе цивилизации врали по-своему. В связи с опустошением склада боеприпасов, а так же имеющихся на борту и выведенных математиками таблиц, фитиль-мичманы, капитан-казематчики, а так же адмирал-канониры бодро доложили друг другу о предполагаемых потерях наземного супостата. Поскольку, исходя из плотности огня, вероятности поражения, а так же отсутствия у противника фортификационных сооружений, число убитых аборигенов далеко превысило их так же прикидочно рассчитанное количество, то вопрос с псевдо-населением Осевого Пика следовало считать закрытым насовсем. С нынешнего момента территорию данного клочка суши рекомендовалось обозначать как абсолютно «чистую», и готовую для следующих этапов плана Большого Переселения федерального населения. А базовые инспектора первого и прочих рангов, проверив гладкость отдраенных на обратном пути стволов, представили кое-кого подвернувшегося к орденам «медного» и даже «бронзового винта».

Истребленные же под корень аборигены острова Ротор, или по-местному, Самой Длинной земли, а так же острова Статор, то есть, Самой Высокой земли, несколько опешив во внезапно наступившей после артобстрела тишине (все они с нынешнего момента, вплоть до рождения следующего поколения, стали несколько глуховаты), подивились устойчивости своего мира: после рассеивания дыма выяснилось, что Неутомимые Огненные Рыбы ныряют, а так же выныривают из моря с прежней активностью. Затем туземцы посчитали потери, ибо этот процесс все едино совпал с надобностью сбора хоть какой-то пищи. Поскольку местная цивилизация еще не доросла до понятия вероятности и даже среднего арифметического, потери засчитывались натурой, то есть загибанием пальцев при нахождении знакомой руки или ноги. Естественно большая часть, там и тут найденных ошметков людей, очень слабо опознавалась на предмет отношения к своему, либо к чужому племени. По мысли колдуна Высокой земли, которому нельзя было отказать в рационализме даже после небольшой контузии, все найденное мясо следовало считать чужеродным; тогда оно вполне годилось в пищу без всяких экивоков. Те же человеческие части, кои по татуировке, прическам и т. п. можно было распознать как свои, следовало предварительно частично принести в жертву богам, а уж после употребить туда же. Естественно, в подобных случаях близкие родственники имели преимущество в распределении. Кстати, возникшее в связи с контузией кружение головы, колдун Карака Мезинец посчитал вселением в свое нутро доброго духа Баки-Локки, в часы незанятые раскручиванием черепа колдуна по-прежнему промышляющего приманиванием к острову рыбы, а в праздники помогающего кондитерам в приготовлении тортов. Однако все сие были дела повседневные.

Зато племя Длинной земли выловило на берегу нескольких, так же солидно контуженных, но живых, «ряженых пришельцев». Возможно, именно от сего происшествия пошло заблуждение, хотя оно могло и изначально просто служить прикрытием легенды. Ведь кто давал возможность проверить, относится ли новая находка к жертвам первого или второго кораблекрушения? Вообще-то по чести, никто второй катастрофы с «плавающей скорлупой скалой» реально не наблюдал, однако и в наличие ее сейчас тоже не имелось: море, до самой границы ныряния Огненных Рыб, было совершенно чистым. Вполне получалось допустить, что в период творящегося на островах апокалипсиса, что-то нехорошее, в смысле правильное, случилось и с «плавучей скалой». После первичной идеи, сочинение последующих подробностей новорожденной легенды, стало делом времени. Есть такое понятие – фольклор. Фраза за фразой, плюс темные, холодные вечера в период Большого Нырка Огненных Рыб, вот тебе и готовая правда о Далеких Героических Временах, в которых Благие Рыбы отобрали у «ряженых пришельцев» их «большую плавающую скорлупу», а саму живую внутренность выбросили на берег. И тогда за дело взялись местные кулинары, дабы с помощью Баки-Локки превратить нехороших, дурно пахнущих «ряженых» в красивый праздничный торт. Разве не стоило достойно отметить победу над обоими нашествиями?