Читать книгу "Во власти девантара - Бернхард Хеннен"

— Вон он! — крикнул кто-то за его спиной.

Фародин обеими руками держался за балку, но силы его не хватало на то, чтобы подтянуться. Арбалетные болты свистели рядом.

С оглушительным грохотом рухнули храмовые леса. Над площадью взметнулась пыль.

Удар пришелся Фародину в бедро. Эльф вскрикнул от боли. Болт пробил ногу и, окровавленный, вошел в стену дома.

Пальцы Фародина медленно соскальзывали с края балки. Воля его была сломлена. Он больше не мог сражаться.

— Хватай меня за руку!

Фародин взглянул в расширенные от страха небесно-голубые глаза. Гийом подполз к краю и сейчас протягивал ему руку.

— Я больше не могу…

— Тьюред, прогони мой страх, — пробормотал священнослужитель.

На лице отпрыска девантара выступил пот, когда он продвинулся немного дальше и схватил своего спасителя за запястье. Рывком, от которого эльфу едва не вывихнуло руку, Фародин был втянут на крышу.

Несчастное дитя альвов хрипло дышало. Ему было холодно. Рана в бедре сильно кровоточила.

Гийом, одной ногой зацепившийся за стропило, приподнялся. Обеспокоенно поглядел на рану.

— Я перевяжу тебе ногу. Не то ты…

Последняя искра жизни вспыхнула в Фародине. Он испуганно отодвинулся от последователя Тьюреда.

— Не прикасайся ко мне… Ты… Не пытайся меня…

Гийом устало улыбнулся.

— Перевязать. Я не говорил о лечении. Я просто хочу… — Он закашлялся.

Кровь струйкой побежала по его губам. Священнослужитель коснулся рта и уставился на окровавленные пальцы. Темное пятно быстро расползалось по его рясе. Арбалетный болт попал ему под ребро и пробил тело.

Внезапно Гийом рухнул, словно подкошенный. Фародин попытался поймать его, однако все произошло слишком быстро. Священнослужитель свалился с крыши. Фародин услышал, как сын Нороэлль разбился о мостовую площади перед храмом.

Замурованные окна

Грохот рушащихся лесов был слышен до самых виноградников. Мандред прищурился и посмотрел на яркое утреннее солнце. Чужие воины что-то вешали на дуб, который рос на храмовой площади. Расстояние было слишком большим, чтобы четко разглядеть, что там происходит.

— Нам нужно в город, — с нажимом произнес Мандред.

— Нет! — в третий раз повторил Олловейн. — Разве нам известно, что там происходит? Может быть, Нурамон и Фародин укрылись где-нибудь и выжидают, пока эти убийцы и поджигатели не уйдут.

— Может быть мне не достаточно! — Мандред вскочил в седло. — Очевидно, слово друг имеет в языке эльфов иное значение, чем у нас, у людей, — добавил он. — В любом случае, я не стану больше сидеть здесь и ждать. Да что это с вами? — он посмотрел на Олейфа и обеих воительниц. От эльфиек он многого не ожидал. Они были помешаны на Олловейне. Но его сын… Вот уже три года они путешествуют вместе. Неужели за все это время он не сумел внушить ему понятие чести? Конечно, Мандред знал, что один он ничего сделать не сможет, более того, даже впятером они не выстоят против численного превосходства противника. Однако просто ждать и надеяться, что друзья сумеют выбраться оттуда, было явно не по-мужски.

Олейф вопросительно поглядел на Олловейна. Казалось, его сын удивлен поведением мастера меча.

— Вы все видели, что на рассвете мост пересекла почти сотня человек, — сказал Олловейн.

Мандред провел рукой по древку секиры, притороченной к луке седла.

— Это обещает увлекательную битву. Насколько я вижу, бой идет почти на равных. — Он натянул поводья и направил коня по узкой тропе, которая вела из виноградника в долину.

Когда дорога подошла к городу, он услышал за спиной стук подков. Он не обернулся, однако преисполнился гордости. По крайней мере, на этот раз Олейф повел себя не как эльф.

Они молча ехали рядом. Молчание говорило больше, чем слова.

На мосту несли вахту пятеро воинов. Мандред отметил, как один из них зарядил арбалет. Дорогу всадникам преградил здоровый как бык воин с бритой головой. Острие его копья было нацелено в грудь Мандреду.

— Именем короля, поворачивайте. Мост перекрыт.

Фьордландец вложил в улыбку все обаяние, на которое был способен, и наклонился вперед. Его правая рука скользнула к кожаной петле, которой секира крепилась к седлу.

— Нас привели в Анисканс срочные дела. Позволь пройти, друг мой.

— Убирайся, или я вспорю тебе брюхо и вывешу потроха сушиться на ближайшем дереве. — Острие копья дернулось вперед, остановившись почти у самого горла Мандреда.

Секира Мандреда устремилась вверх, разбив древко оружия. Удар слева раздробил стражнику череп.

Ярл припал к спине коня, чтобы не стать удобной мишенью для арбалетчика. Олейф выпрыгнул из седла и ринулся на озадаченных стражников. Пригнувшись, бросился под копья, раскручивая свой смертоносный длинный меч. Ни щиты, ни кольчуги не могли противостоять эльфийской стали. Прошло несколько мгновений, и все пятеро воинов оказались повержены.

Мост был свободен. Очевидно, с другого берега за ними не наблюдали. Мандред спешился и присел рядом с арбалетчиком. Тот был без сознания. Лошадь ударила его копытом, превратив лицо в кровавое месиво. Мандред вынул из-за пояса нож и перерезал ему горло. Затем осмотрел убитых. Нашел тонкий кожаный мешочек с парой медных монет и потемневшее серебряное кольцо.

— Не может быть, отец!

Мандред только бросил на сына быстрый взгляд, затем перешел к лысому, который угрожал развесить его внутренности на дереве.

— Что-то не так? — спросил Мандред, обыскивая одежду крупного мужчины на предмет спрятанных монет.

— Ты обираешь мертвых! Это… отвратительно! Аморально!

Мандред перевернул командира отряда на бок. У него были большие мясистые уши и одна-единственная серьга с красивой жемчужиной. Ярл рывком сорвал с убитого серьгу.

— Аморально? — Он посмотрел на жемчужину против света. Она была величиной с горошину и сверкала розовым цветом. — Аморально было бы, пожалуй, обирать живых. А этим уже не важно то, что я лишу их наличности. Если бы я не сделал этого, это сделали бы их собственные товарищи.

— Не говори о товарищах! Тебе же в данный момент, похоже, совершенно все равно, сражаются ли твои так называемые друзья сейчас за свою жизнь. Олловейн был прав!

Мандред перешел к следующему мертвецу.

— Ты не последишь за другим берегом, сын? Ты наверняка поладил бы с Гийомом. А по поводу чего Олловейн был прав?

— Он сказал, что ты животное, действующее согласно своим инстинктам. Ни злое, ни доброе… Просто примитивное!