Читать книгу "В могиле не опасен суд молвы - Алан Брэдли"

С одной стороны, это самое ужасное, что случалось со мной за всю жизнь, а с другой – нечто удивительно радостное.

«Вот оно, наконец, – подумала я. – Теперь я узнаю, каково это».

С одной стороны, я как будто пересекла какую-то таинственную финишную черту и вернулась домой в зените великой славы, а с другой – как будто оказалась в начале пути и напряженно жду сигнала на старт: умереть и снова родиться.

Я подумала: «Что если реинкарнация существует на самом деле – кем я стану? Туземкой из травяной хижины, беспечной дикой красавицей вроде тех, что я видела в фильмах о путешествиях? Они еще вечно корчат рожи перед камерой белого человека. Или рабыней в Древнем Египте? Буду молоть кукурузу для лепешек, которые накормят толпу голодных рабов, строящих пирамиды?»

Вряд ли. Мир меняется, и я меняюсь вместе с ним. В новом воплощении я могу стать знаменитым ученым, естественно, химиком. Буду настраивать невероятное устройство, которое позволит мне заглянуть в тайны вселенной.

Но сначала надо подавить охватившую меня панику. Я отчаянно боролась, чтобы не потерять сознание. Сначала должна вернуться память.

Это факт, что нехватка кислорода начинает повреждать мозг уже через пять минут. Я узнала это из дневников дядюшки Тарквина, участвовавшего в нескольких экспериментах Джона Скотта Холдейна, знаменитого шотландского физиолога. Холдейн прославился тем, что заперся в специально сооруженной стеклянной комнате, чтобы на себе исследовать воздействие некоторых газов на мозг, в первую очередь эфира.

Холдейн пришел к выводу, что нехватка кислорода не останавливает функционирование самого механизма (то есть мозга), но разрушает его.

Я также смутно припомнила, что Холдейн анализировал воздух в сточных трубах под Палатой Общин.

Думать было нелегко. Эфир стирал границу между мыслью и реальностью. Холдейн – это мысль или одно из лиц, мелькающих передо мной с калейдоскопической скоростью?

Поскольку мое тело отказывалось реагировать, я не могла отойти в сторону. Я двигаюсь куда-то или только думаю об этом? Неизвестно.

Я чувствовала себя Алисой, бесконечно падающей… падающей, плывущей, качающейся из стороны в сторону, как осенний лист, вниз по кроличьей норе, но не имеющей возможности за что-то ухватиться: ни буфета, ни книжных полок, ни кувшинов, ни мармелада.

Вокруг носа и рта начало жечь и пощипывать, как будто рядом со мной развели огонь.

«Это воздействие диэтилового спирта», – лениво подумала я, поймав себя на ощущении, будто кто-то думает вместо меня. Спирт раздражает кожу.

Я заставила себя открыть глаза, но ничего не видела.

«Я ослепла?» – подумала я, но это не имело никакого значения.

Должно быть, к этому времени сознание вернулось ко мне.

Я в коробке. В гробу.

Ненадолго аромат сосны перебил химический запах спирта.

Но какого размера гроб? Сколько здесь воздуха и надолго ли его хватит?

Я вспомнила, что стандартный гроб – пять с половиной футов в длину и два с половиной в ширину, что дает нам порядка шестнадцати кубических футов, если мой одурманенный наркотиком мозг способен совершать арифметические действия.

Вычтем объем моего тела, занимающего примерно половину гроба. Я не могла сделать точные подсчеты своим плохо работающим мозгом, но по логике размер контейнера должен быть пропорционален размеру содержимого, конечно, если речь не идет о каше на завтрак.

Если обычный человек вдыхает примерно семь литров воздуха в минуту, значит, кислорода осталось на полчаса.

Я не должна паниковать.

Надо дышать медленно… неглубоко… ровно… постоянно. Надо кормить мозг и не тратить кислород на бесполезные подергивания мышц.

Легче сказать, чем сделать, особенно когда мозг рисует себе яркие картины почерневшего иссохшего трупа, закопанного в глухом лесу. На лице гримаса ужаса, пальцы исцарапаны о крышку гроба.

Нет смысла колотить по дереву или кричать изо всех сил моих горящих легких. Нападавший, кем бы он (или они?) ни был, до сих пор в комнате, и кроме него мои крики никто не услышит.

Кроме того, если я буду сильно шуметь, он может предпринять дальнейшие шаги по отправке меня на тот свет. Хотя мне не хотелось на этом сосредотачиваться, но должна признать, что мне в голову приходили мысли о воде или огне. Человек в запертой коробке беззащитен перед наводнением или пожаром.

Лучше сохранять спокойствие. Лучше притворяться, что я мертва.

Я поморщилась, когда виски кольцом сжала неизбежная головная боль. Я читала об этом эффекте, но на себе ощущала первый раз.

Какое счастье, что я не страдаю от других побочных эффектов, которые часто сопровождают действие эфира, например, от выворачивающей внутренности рвоты. Несмотря на опасность ситуации, сейчас я могла думать только о том, что нет ничего хуже, чем оказаться в душной коробке в компании с содержимым моего желудка.

Я медленно и осторожно потянулась пальцами вверх. Как я и ожидала и опасалась, крышка находилась в нескольких дюймах над моим лицом.

«Не думай о клаустрофобии», – произнес чей-то голос где-то сбоку. Или он в моей голове?

Я постепенно приходила в себя. Хотя в гробу еще пахло эфиром, запах потихоньку рассеивался.

Как ученый я знаю, что надо мыслить логически. Беспорядок в мыслях убьет меня. Это просто.

Первая потребность – кислород. Без него других потребностей не будет. Я сосредоточилась на мысли о кислороде и о том, как его получить.

Проблему решило бы отверстие для дыхания, даже самое крошечное. Мне нужен только маленький металлический предмет, чтобы проделать дырку в гробу.

К несчастью, на время летних каникул я отказалась носить брекеты.

«Возьми их с собой, милочка, – настаивала миссис Мюллет. – Будешь надевать на ночь, когда никто не видит».

Но я надерзила ей в ответ, и как я сейчас жалею об этом!

Я утерла слезу, вызванную не эфиром, и провела бесшумный обыск. Ни брекетов, ни булавок, ни ручек. Даже маленькое серебряное распятие с увеличительным стеклом и складным ножиком осталось дома, и все из-за моей глупости.

Если я когда-нибудь выберусь отсюда, клянусь, я обзаведусь дамской сумочкой с набором инструментов, который заставит любого взломщика рыдать от зависти. И никогда, никогда и никуда без нее не пойду. Даже в туалет.

Неудивительно, что женщины носят с собой такие баулы! Это не тщеславие, а необходимость.

Но постойте-ка!

А крючки у меня в кармане? Я чуть не забыла о них.

Стараясь не выдать себя («Осторожно, Флавия!»), я медленно проникла рукой в карман. Пальцы коснулись изогнутого буквой Г крючка.

Постепенно… аккуратно… я вытащила его из кармана и, приставив рабочим концом к боковой части гроба, начала сверлить.