Читать книгу "Василий Шуйский - Вячеслав Козляков"

Личность доносчика была хорошо известна современникам. Характерно, что среди всех отрицательных эпитетов, которыми награждали «ушников» царя Василия, о Василии Бутурлине давали самый нелицеприятный отзыв: «Стольник Василий Иванов сын Бутурлин. А такова вора и довотчика нет, и на отца своего родного доводил». Из расспросных речей подьячего Московского судного приказа Матвея Чубарова, бежавшего в Тушинский стан, известно, что заговор вроде был, но пытали одного боярина Ивана Федоровича и он никого не выдал. Слухи же ходили самые разные, вплоть до того, что «царю Дмитрею Ивановичю всеа Руси» «прямят» и другие близкие царю Василию Шуйскому бояре — князь Борис Михайлович Лыков и князь Иван Семенович Куракин. Снова обозначилось отрицательное отношение к царствованию Шуйского бояр и князей Василия Васильевича и Андрея Васильевича Голицыных. Даже после казни Ивана Крюка-Колычева в Москве продолжали ходить слухи о возможном убийстве царя и «замятие» то ли на Николин день 9 мая, то ли на «Вознесеньев» — 25 мая. Все видели, как «дети боярские и чорные всякие люди приходят к Шуйскому с криком и вопом, а говорят, до чево им досидеть? Хлеб дорогой, а промыслов никаких нет, и ничего взяти негде и купити не чем. И он у них просит сроку до Николина дни, а начается де на Скопина, что будтось идет к нему Скопин с немецкими людми»[355].

Немного поправились дела царя Василия Шуйского, когда к нему в самом начале мая 1609 года вернулись некоторые перебежчики, в том числе князь Роман Иванович Гагарин. Теперь он с той же силой убеждения, как поднимал бояр против царя Василия Шуйского, говорил про самозванца: «Прямо истинный вор, а завод весь Литовского короля, что хотят православную христианскую веру попрати; а то в таборех подлинно ведомо, что в Нов город пришли немецкие люди, а литву от Нова города отбили прочь». Эти же речи подтвердил выехавший вместе с князем Романом Гагариным к царю Василию Шуйскому литовский ротмистр Матьяш Мизинов[356]. Получив такое точное подтверждение своих ожиданий со стороны противника, многие поостереглись уезжать из столицы в Тушино и стали ждать прихода новгородской рати.

Тем временем царь Василий Иванович хотел исправить злополучный «холопский вопрос», продолжавший портить отношения служилых людей между собою. Законодательная деятельность тогда почти прекратилась. Какой смысл был в ней, если царь распоряжался едва ли половиной своего царства? Известен указ царя Василий Шуйского от 21 мая 1609 года о закреплении за старыми владельцами тех холопов, которые служили «безкабално лет пять, или шесть, или десять и болши» (то есть примерно с Уложения 1597 года, исключая самые спорные голодные годы). Необычной была фраза, которой оканчивалась статья: «А о том рекся государь говорить з бояры»[357]. Это означало, что царь Василий Шуйский раздавал любые обещания, чтобы удержаться у власти.

Дело не исчерпывалось только пожалованиями. Для одних царь был милостив, а для тех, кто переходил на сторону тушинского «царика», умел быть и грозным. Обьино говорят о той жестокости, с которой тушинцы расправлялись с неугодными. Однако сохранились документы, показывающие, что и царь Василий Шуйский расправлялся со своими врагами без всякой пощады. Оказывается, «загонщики», обиравшие крестьян подмосковных дворцовых волостей, встречались и с царской, а не только с тушинской, стороны. Иногда быть в тушинском «приставстве» и управлять своею волостью вместе с «приставами» и «панами», присланными из Тушина, было много безопаснее. Случалось, что «паны» защищали волостных крестьян от действий карательных отрядов царя Василия Ивановича! Так, крестьяне дворцовых подмосковных волостей не пропустили в столицу подкрепления, шедшие от земских сил из Владимира. Дошло до того, что сидевшие в Москве бояре приговорили на подмосковных крестьян «рать послати и до конца разорите». Даже власти Троице-Сергиева монастыря писали дворцовым крестьянам, что если бы не прощение царя Василия Ивановича, «и вас бы и попелу не осталося»[358].

Все это показывает, что царь Василий Шуйский знал только одно средство борьбы с «изменниками», появлявшимися уже в самом близком царском окружении, — казни и опалы. Неоправданная жестокость становилась нормой жизни, искажая все начинания и замыслы. Царь лишь удерживал свою власть, а не царствовал. Недовольство его правлением оказалось всеобщим, а поэтому подданные верили всему плохому, что говорили про царя, и даже придумали ему обидное прозвище — Шубник. Но и особенного выбора, кроме как держаться если не власти, то имени царя Василия, у жителей Московского государства не было. Близкое знакомство с тушинским режимом быстро показало всю цену притязаний на престол самозваного царя Дмитрия Ивановича. Потому-то в городах и уездах сами стали решать свою судьбу, создавая земские «советы». Царь Василий Шуйский мог только наблюдать за этой самодеятельностью внутри государства. Все его надежды оказались связаны со сбором наемного иноземного войска, порученного князю Михаилу Васильевичу Скопину-Шуйскому. Царь не жалел казны и даже готов был поступиться русскими землями, так велико было его доверие к «немецкой» силе. Иноземным наемникам оказывалось явное предпочтение перед своим войском, не способным справиться с угрозами, шедшими из Тушина. Такова оказалась осадная психология царя Василия Шуйского.

Поход князя Михаила Скопина-Шуйского

В самом конце февраля 1609 года в Выборге стольник Семен Васильевич Головин и дьяк Сыдавный Васильев заключили долгожданные договоренности с представителями шведского короля Карла IX об оказании поддержки и найме военной силы[359]. Однако «цена» этого договора оказалась высока. Россия теряла город Корелу, истощала казну на уплату жалованья наемникам. Кроме того, приход вспомогательного войска угрожал Пскову и Новгороду, которые в Швеции мечтали превратить в новую шведскую провинцию. Но едва ли не серьезнее всего было заметное изменение в тональности переговоров со Швецией. Со времен Ивана Грозного, писавшего острые послания шведским правителям, в отношении к Швеции с ее неустройством в династических делах господствовал поучительный тон. Того же Карла IX, пока он не короновался в 1607 году, называли в дипломатических документах пренебрежительно Арцыкарло, то есть «арцук» (герцог), но не король. В ответ на предложения помощи, присланные с шведским гонцом после поражения болотниковцев под Тулой, снисходительно писали: «И ныне во всех наших великих государствах смуты никакие нет… Да и самому тебе Арцыкарлу то ведомо, что у нашего царского величества многие неисчетные русские и татарские рати и иных земель, которые нам великому государю служат»[360]. Но прошло немного времени, всего около года, — и договоренности заключались уже с «велеможнейшим» и «высокорожденным князем и государем», «Свейским королем» Карлусом.