Читать книгу "Город Лестниц - Роберт Джексон Беннетт"

* * *

Дверь клуба «Гошток-Солда» открывается, и Шара наталкивается на непроницаемую стену дыма. Причем лакеи совершенно ее не замечают и жестами приглашают внутрь, словно бы густая завеса тумана – это именно то, что должен видеть гость. С улицы задувает ветер, раздирает дым на полосы, тот расползается нитями, и Шара наконец может разглядеть подрагивающие огоньки свечей, отблески света на покрытых жиром вилках, хохочущие лица мужчин.

Потом в нос ей бьет застарелая табачная вонь, и она чуть не вылетает обратно на улицу.

Потом глаза привыкают: дым не такой густой, как вначале показалось, но потолка все равно не видно, люстры и лампы, казалось, свисают прямо с небесного свода. Метрдотель сердито, не скрывая удивления, смотрит на нее и просит назвать имя пригласившего лица – действительно, что еще взять с сайпурки, не удостоверение же члена клуба ей предъявлять…

– Вотров, – говорит Шара.

Метрдотель сухо кивает – мол, так я и знал – и приглашает ее внутрь.

Шару ведут через лабиринт приватных кабинетов, барных стоек и ниш с диванчиками, кругом сидят мужчины в костюмах и мантиях, блестят серые зубы, лысины и черные сапоги. В спертом воздухе плавают, как оранжево-красные бабочки, ошметки сигарного пепла. Здесь все пропитано маслом и дымом, дым завивается у подола ее юбки и простуженно сипит: «Это кто еще такая? Что за странное существо проникло сюда? Кто, кто это?..»

Она проходит мимо столиков, и посетители потрясенно замолкают, из ниш с диванами высовываются лысые головы. Ее настороженно изучают. Естественно. Ее присутствие оскорбительно сразу по двум причинам: она женщина и она сайпурка…

Перед ней отдергивают портьеру красного бархата, и Шара оказывается в просторной задней комнате. Во главе стола размером с баржу восседает, развалившись в кресле, Воханнес. Лицо его скрыто огромной, как палатка, газетой, ноги в светло-коричневых (зато грязных) сапогах он водрузил на стол. За ним в очень удобных креслах расположилась сайпурская охрана. Один из телохранителей поднимает взгляд, видит Шару и приветственно машет рукой. И с извиняющимся видом пожимает плечами: мол, это была не наша идея. Газетная палатка над Воханнесом чуть-чуть проседает, из-за листа выглядывает хитрый ярко-голубой глаз, и палатка мгновенно складывается.

Воханнес вскакивает – так быстро, как позволяет больное бедро, – и отвешивает поклон:

– Госпожа Тивани!

Из него бы хороший распорядитель на танцах получился. Шут гороховый.

– И двух дней не прошло с нашей прошлой встречи, – замечает Шара. – Так что обойдемся без приветственных церемоний.

– О нет! Напротив! Мы никак не можем без них обойтись! Подумать только, ведь я встречаюсь с… как там в пословице? Враг моего врага – мой…

– Во, ты о чем, вообще? Ты принес то, о чем я просила?

– А как же. И я прекрасно провел время, пытаясь заполучить эту штуку. Но сначала…

Воханнес дважды хлопает в ладоши. На его перчатках белого бархата пятна типографской краски.

– Сэр, не будете ли вы так добры принести нам две бутылки белого сливового вина и поднос улиток?

Официант кланяется, как игрушка на пружинке:

– Безусловно.

– Улитки?.. – тихо ужасается Шара.

– А вы, джентльмены, – тут Воханнес оборачивается к сайпурской охране, – не желаете ли отведать прохладительных напитков?

Один из телохранителей открывает рот, чтобы ответить, смотрит на Шару и закрывает рот. И отрицательно мотает головой.

– Как угодно. Прошу.

И Воханнес картинным жестом указывает на кресло рядом с собой:

– Присаживайтесь. Я несказанно рад, что вы откликнулись на мое приглашение. Вы ведь очень занятая женщина.

– Интересное ты выбрал место для встречи. Полагаю, прокаженного здесь бы встретили сердечнее…

– Ах, я подумал, что если могу приехать к вам на работу, то и вы вполне можете наведаться ко мне. И хотя это славное заведение внешне выглядит как развратный притон старых ретроградов, пардон консерваторов, сударыня Тивани, уверяю вас: именно здесь бьется живое сердце мирградской торговли. Если бы вы могли видеть финансовые потоки как золотые реки, текущие над нашими головами – да, прямо тут, среди всего этого дыма и пошлых шуток, над этими лысыми головами и мясной похлебкой, – именно здесь золотая река заворачивается в самый глубокий, тугой и не поддающийся пальцам узел. Я приглашаю вас осмотреть раздолбанную, заляпанную по самые мачты дерьмом посудину, что несет знамя мирградской торговли прямо в море процветания и успеха.

– Возможно, я ошибаюсь, но… – щурится Шара, – …мне кажется, что тебе здесь не очень-то нравится… вершить важные дела, пардон работать.

– У меня нет выбора, – отвечает Воханнес. – Нужно принимать жизнь такой, какая она есть. Может показаться, что это одно здание, но на самом деле их несколько. Всякий дом в Мирграде есть дом разделенный, а этот дом в особенности, мой боевой топорик, – он просто на ленты порван. Каждый стол с диванчиками помечен особым цветом, и это цвета соперничающих партий. На этих половицах можно было бы мелом расчертить барьеры, разделяющие некоторых членов клуба. Впрочем, половицы слишком рассохлись, ничего не выйдет. А в последнее время этот клуб – так же, как и весь город, – разделился на две главные партии. Мою и… ну…

И он бросает ей на колени газету. На странице обведена крохотная заметка: «Уиклов бросает вызов посольству».

– Ты привлекла внимание щелкоперов, моя дорогая, – замечает Воханнес.

Шара проглядывает статейку:

– Да, – кивает она. – Мне об этом доложили. А тебе что за дело?

– Дорогая, я размышлял над тем, как протянуть тебе руку помощи.

– С ума сойти…

– А с Уикловым я могу тебе очень помочь.

Из клубов дыма материализуется официант с бутылкой белого сливового вина. Он с поклоном демонстрирует бутылку Воханнесу. Тот оглядывает этикетку, кивает и лениво протягивает руку, в которой мгновенно возникает наполненный до краев хрустальный бокал. Официант с сомнением переводит взгляд с него на Шару и обратно, словно бы спрашивая: серьезно? Вы действительно хотите, чтобы я и ее обслужил? Воханнес гневно кивает, и сердитый официант совершает перед ней ту же церемонию, правда в несколько облегченной версии.

– Бесстыжий говнюк, – резюмирует Воханнес, когда официант удаляется. – И часто здесь с тобой так обходятся?

– Во, что конкретно ты предлагаешь?

– Что конкретно я предлагаю? Я очень конкретно предлагаю кое-какие материалы на Уиклова. Причем я готов сделать это по доброте душевной. С условием, конечно, что вы закопаете толстого ублюдка.

Шара потягивает вино, но ничего не отвечает. Она смотрит на стоящий рядом с креслом Воханнеса чемодан. Такой же белый, бархатный и дурацкий, как его перчатки. Во имя всех морей, неужели я доверила оперативное задание клоуну? И тут она видит второй чемодан, с другой стороны кресла. Интересно, там тоже содержимое ячейки? Сколько же там всего вещей лежало?