Читать книгу "Монета желаний - Наталья Солнцева"

Климовой владела безраздельно одна идея, одна вожделенная цель: как можно быстрее свалить на «дорогую Клавдию Петровну» все заботы и хлопоты, все неурядицы, все долги, все застрявшие дела – все, что сопутствует такому понятию, как частный предприниматель, владелец фирмы. Она согласна отказаться от своей ведущей роли, от руководства и контроля, потому что все равно ничегошеньки не смыслит в делах.

– Я могу доверять только вам, Клавдия Петровна, – твердила Нина Никифоровна, и ее подбородок мелко вздрагивал. – Больше никаких мужчин, никакой зависимости от них! Они уже себя показали! Вы себе не представляете, как я была несчастлива с Климовым, какой это был ужасный, бессердечный человек! Он отнял у меня радость жизни, молодость, все… – Она заплакала, вытирая слезы белоснежным накрахмаленным платочком. – А теперь мы можем все взять в свои руки. Вернее, вы можете. Вы ведь меня не обманете? Нет? Вы знаете, что такое жизнь, какое это тяжкое испытание! Вы меня понимаете. И как женщина тоже. Я ведь, в сущности, так же одинока, как и вы. Ой, простите, – спохватилась Климова, осознав, что она ляпнула лишнее.

– Ничего, – равнодушно сказала Клавдия, – не переживайте. Я не обидчива. К тому же вы правы! – Она неожиданно улыбнулась, не одними губами, как раньше, а глазами, лицом, всем своим существом, вдруг засиявшим удивительно теплым, нежным светом.

Нина Никифоровна поймала себя на остро вспыхнувшей зависти к этой независимой, видимо, ничем не обремененной женщине. Ей не нужно ворочаться бессонными ночами, обдумывая судьбы детей, испытывая страх за их неустроенное будущее, не нужно вспоминать полную горькой несправедливости супружескую жизнь, ссоры, подавляемое недовольство, слезы и разочарования.

– Вы думаете, моя жизнь с Арнольдом избавила меня от одиночества? Вовсе нет. Я стала еще более одинокой, затравленной, зависимой и бессловесной тварью, не имеющей права голоса, не имеющей вообще никаких прав, кроме права мыть, чистить, стирать, нянчить детей, обслуживать супруга. Ах, Клавдия, я оплакала не столько смерть Арнольда, сколько свою неудавшуюся, пропащую жизнь! Я долго и безутешно рыдала… а потом подумала, что, возможно, не все еще потеряно. А? Какие наши годы! Вы не смотрите, что я так выгляжу, я ведь еще совсем не старая: мне только сорок восемь.

– Да нет, что вы… – рассеянно возразила Клавдия. – Вы хорошо выглядите.

Нине Никифоровне показалось, что Еремина как-то несерьезно ко всему относится – к ней как к партнерше по бизнесу, к перспективам самой фирмы «Спектр», к ожидающимся доходам, к своим будущим обязанностям. И она удвоила усилия, убеждая бывшую бухгалтершу, что ей необходимо иметь «свое дело», стабильный доход и уверенность в завтрашнем дне. Она говорила все быстрее и громче, все чаще трогая Клавдию за руку и заискивающе заглядывая ей в глаза.

– Я согласна, – неожиданно сказала Еремина в самый разгар длинной тирады, конца которой не предвиделось. – Я буду вашей партнершей, на равных правах владея фирмой. Все необходимые бумаги я подготовлю. Я буду вести все дела. По важным вопросам обещаю советоваться с вами. Доходы будем делить так: шестьдесят процентов ваши, сорок – мои. Потому что у вас дети. Вас устраивает такой расклад?

У госпожи Климовой отвис подбородок. Она не сразу ответила. Конечно, она согласна! Она просто счастлива иметь такую подругу и помощницу в делах! Она не сомневалась, что найдет в лице Клавдии Петровны надежного друга, что они будут успешно сотрудничать, что…

Клавдии с большим трудом удалось выпроводить настырную вдову. Нина Никифоровна все пожимала ей руку на прощанье, норовя поцеловаться. Клавдия с облегчением перевела дух, когда наконец закрыла за госпожой Климовой дверь.

И вернулась к своим мыслям. Что заставило ее согласиться? Неужели она сделала это, потому что Кэтти Гордон… О нет! На сей раз Кэтти тут ни при чем! Просто ей вдруг стало необходимо заняться чем-нибудь важным, серьезным и достаточно трудным, чтобы не думать о фотографиях из камеры хранения, о тех, кто запечатлен на этих снимках. Она будет думать о долгах фирмы «Спектр», о том, как избежать убытков и получать прибыли, о том, как уменьшить налоги, как добиться кредитов. У нее будет много, очень много работы, достаточно, чтобы ни о чем больше не помышлять… К тому же ей действительно не помешают деньги. Она хочет наслаждаться жизнью, а не страдать.

Как быстро промелькнул день! За окном наступили серебристые зимние сумерки, час пик, когда транспорт, переполненный пассажирами, натужно скрипя, звеня и грохоча, развозил их по домам; когда зажигались теплые огни в окнах квартир; когда прохожие ускоряли шаг, спеша в магазины, чтобы купить что-то на ужин; когда закрывались офисы и конторы и открывались ночные бары, рестораны и кафе. Ночная Москва начинала жить особой, непохожей на дневную жизнью – загадочной, полной разноцветных огней и шикарных автомобилей, запахов духов и шампанского, дорогих цветов и вечерних нарядов.

Клавдия выпила кофе, потом немного вина, постояла у окна, глядя на сверкающий в непроглядной тьме город, весь в снегу и лунном тумане, достала пакет с фотографиями и высыпала их на стол. На снимках – Вика с мужчиной кавказской внешности, Вика с высоким худым мужчиной, Вика с невысоким, элегантным, очень знакомым мужчиной. Этот мужчина похож на Кирилла. Впрочем, стоит ли себя обманывать? Это и есть Кирилл. Они с Викой обнимаются… целуются; они с Викой на борту небольшого речного судна, на диком пляже, в лесу у костра… Они смеются, счастливые, тесно прижавшись друг к другу; едят шашлык, пьют вино, танцуют… Много фотографий. Интересно, кто их сделал? Может быть, сама Вика? Она любила такие штуки. Клавдия нашла и несколько своих фотографий. Конечно, Вика устанавливала фотоаппарат, а потом занимала место перед объективом… Так все и было! Вика настолько не любила «чужих глаз», как она это называла, что купила фотоаппарат, специально приспособленный для того, чтобы снимать без посторонних, без «третьего», который лишний.

Были в конверте и фотографии других людей, снятых, скорее всего, тоже самой Викой. Ничего особенного: несколько влюбленных пар, какие-то вечеринки, загородные прогулки. И везде – подмечено и снято интимно-сокровенное, то, что обычно люди прячут и скрывают от посторонних глаз. Пара фотографий крупным планом запечатлела «голубую» любовь – два молодых человека в постели, в недвусмысленной позе. Один показался Клавдии смутно знакомым. Вроде бы… Нет! Наверное, показалось, что она где-то его видела. Может, в подземке, когда продавала газеты? Там столько народу проходило мимо за день, что любое лицо станет знакомым. В конце концов, все люди чем-то да похожи! Нет, как Клава ни старалась, так и не смогла вспомнить, где могла видеть это лицо. Скорее всего, он покупал у нее газеты. Или часто проходил по переходу.

Клавдия собрала фотографии, сложила их обратно в конверт и тщательно припрятала. Раз Вика держала их в камере хранения, у нее были на то веские причины.

Стало совсем темно. Маленькая настольная лампа с красным абажуром оставляла кухню погруженной в темноту. Клавдия думала о Кирилле и себе… о Кирилле и Вике… о телефонном звонке с предупреждением… Ей хотелось плакать. В конце концов, что было, то было. Каждый человек, живущий на этой земле, имеет прошлое. Оно просто есть, это прошлое. Но оно не должно мешать настоящему, а тем более – будущему. Вика мертва, ее больше нет, она Клавдии не соперница. Отчего же так мучительно сжимается сердце? Отчего Клава чувствует себя обманутой, преданной, как будто Кирилл изменил ей? Ведь он ничего не говорил ей о своих чувствах, ничего не обещал? Что это, ревность? Ревность к мертвой? Или вообще к любой женщине, на которую обращал или обратит внимание Кирилл? Глупость, безумие! Это ей совсем не нравится!