Читать книгу "Найти и обезглавить! Том 1 - Роман Глушков"

Короля же Вейсарии Эдвайна Седьмого никто ни о чем не спрашивал. Как и всегда, ибо о чем разговаривать с марионеткой, у которой даже нет регулярной армии?

И вот теперь через северную границу Вейсарии маршировали грозные эфимские легионы, а к южным подступала армия Промонтории. Несмотря на бахвальство Григориуса, его угрозы были пока лишь словами. Тогда как угрозы Вальтара могли осуществиться в самые ближайшие дни. Потому что его войско изначально находилось ближе к Кернфорту. И, как бы Солнечный ни спешил, оно прибудет туда раньше него. А несколько летучих отрядов эфимской кавалерии уже достигли вейсарской столицы и крутились в ее окрестностях. Затем чтобы помешать семье Марготти переправить золото Солнечного на юг. Что она попытается сделать, невзирая на любую угрозу. Ведь Марготти не только обслуживали интересы аристократии Промонтории, но и сами принадлежали к ней.

Выслушав новости, Гверрна отлучилась на полдня в деревню – посоветоваться с другими своими родственниками. А когда вернулась, то прямо с порога заявила дожидающемуся ее любовнику:

– Пропади все пропадом, Барри – я уезжаю отсюда! Прямо сейчас, вместе с родней, пока в Фирбуре не объявились эфимцы.

– Думаешь, они вам угрожают? – осведомился ван Бьер.

– Может, и не угрожают, – пожала плечами вдовушка. – Но весь урожай, который мы нынче соберем, уйдет им на прокорм. А я не хочу горбатиться, перемалывая им задарма зерно. И полдеревни – все, кто знаком с эфимскими порядками, – тоже не хочет горбатиться на них. Я не для того держала мельницу, чтобы в конце концов стать рабыней Вальтара Третьего! Кто знает, сколько продлится война. Пусть даже недолго. Но я лучше пересижу эти полгода или год вдали от нее, чем в этой проклятой Вейсарии.

– И куда вы все теперь подадитесь?

– Попробуем добраться до Дорхейвена, пока армии Тандерстада и Альермо не зажали нас в клещи с севера и юга. И пока дороги не запрудили другие беженцы. В Дорхейвене у нас есть, к кому приткнуться. А даже если не получится, ты меня знаешь, Барри – я не пропаду. Пока у меня из задницы песок не посыплется и сиськи не отвиснут, я себе на кусок хлеба и стакан вина всегда заработаю.

– А что станет с мельницей?

– Ну, эфимцам она явно понадобится. Так что пока они будут в Фирбуре, ей ничто не угрожает. А потом… Да кто знает, что случится потом! Когда Север вот-вот схлестнется с Югом прямо у меня во дворе, я наперед не загадываю. Но вы с Шоном можете жить здесь, пока вам не надоест. Вернее, до тех пор, пока округу не заполонят «красные щиты», ведь с ними в Фирбуре уже не будет нормальной жизни…

Мы с кригарийцем помогли Гверрне собрать и погрузить в телегу ее небогатый скарб. После чего она запрягла туда Мучку и укатила прочь вместе с покидающим деревню обозом беженцев. А мрачный Баррелий, допив оставленное ему вино (прочие свои запасы Гверрна увезла с собой), завалился спать еще засветло. Чем, признаться, меня удивил, потому что обычно он так не поступал. Ни пьяный, ни трезвый.

Глядя на него, храпящего в обнимку с пустым кувшином вина, я подумал, что завтра мне придется бежать в Фирбур и покупать ему еще выпивку. Кувшина три или четыре, не меньше. Ведь чтобы залить горе от разлуки с любимой и обычному человеку нужно много вина, а такому проглоту, как ван Бьер, и подавно…

Глава 30

Однако выяснилось, что до сих пор я плохо знал Баррелия ван Бьера. Потому что когда на следующее утро я продрал глаза и, гордясь собой и своей силой воли, отправился к пруду закаляться, то увидел, что монах меня опередил.

Более того, он не просто стоял на плотине и обливался из ведер, а плавал от берега к берегу, высунув из воды одну лишь голову. И плавал он, судя по всему, уже давно. Его развешенная на перилах одежда промокла насквозь, а дождь, который ее промочил, закончился еще до рассвета.

Речка, что протекала близ Фирбура и крутила колесо мельницы, брала свое начало в ближайшем леднике. Поэтому вода в ней была не просто холодной, а по-настоящему ледяной. Особенно по утрам. И при взгляде на купающегося Баррелия у меня пропало всякое желание совершать утренний обряд, который я соблюдал всю минувшую неделю.

– Как самочувствие, парень? – поинтересовался у меня ван Бьер, не прекращая грести руками и ногами.

– Да со моим-то все в порядке, спасибо, что спросил, – отозвался я. – А как твое?

– Лучше не придумаешь! – хохотнул он. Голос его и впрямь звучал бодро, а язык не заплетался. Хотя немудрено – любой на его месте протрезвел бы, окунись он в ледяную купель. – Горные реки – лучшее в мире лекарство от похмелья, запомни мои слова! Если хочешь, присоединяйся! В этом пруду места всем хватит!

– Нет уж, благодарю покорно, – отказался я. – Если ты не против, я свое «похмелье» буду лечить, как обычно – из ведер.

– Дело твое, – не стал настаивать Пивной Бочонок. – Ну тогда, как вернешься в дом, окажи мне услугу: разведи огонь и вскипяти воду. Полный котелок! А я скоро закончу и вернусь…

На завтрак помимо еды – Гверрна оставила нам в подполе немного молока, хлеба и масла, – кригариец сделал себе отвар из незнакомых мне, пахучих трав и грибов. Взяв их из своих припасов, он накидал их в кипящий котелок и какое-то время варил над едва тлеющими углями. Судя по горькому запаху и темно-коричневому цвету, отвар получился ядреный. Что подтвердило и лицо Баррелия, перекосившееся после того, как он, остудив варево, сделал пробный глоток.

– Это что еще за дрянь такая? – спросил я. При взгляде на его гримасу, меня самого передернуло от отвращения, а идущий из котелка пар стал казаться еще противнее.

– Человек, научивший меня варить это пойло, называл его «воскресителем мертвых», – ответил Пивной Бочонок. – И он был недалек от истины, хотя на мертвецах я такую дрянь, конечно, не испытывал. Зато на себе – уже не в первый раз… А сейчас отойди-ка подальше, чтобы я тебя не задел.

Я торопливо отступил на пару шагов.

– Нет-нет, еще дальше, – уточнил ван Бьер. – А лучше выйди на улицу. Так надежнее.

Ослушаться я не посмел и сей же миг выскочил из дому. Но любопытство заставило меня остаться у двери и подглядывать за тем, что происходит внутри.

Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, Баррелий поднес котелок ко рту и взялся пить «воскреситель» большими глотками. Но не жадными. Монах торопился по иной причине – хотел поскорее влить в себя эту дрянь, чтобы ее питие не стало для него пыткой.

Разделаться с ней до конца не вышло. Когда котелок опустел больше, чем наполовину, кригарийца охватили судороги. После чего он уже не смог сделать ни глотка и отшвырнул котелок в сторону, разбрызгав по полу остатки варева. А потом затряс кулаками, затопал ногой и издал свирепый животный рев.

Зачем меня выгнали из дома, я понял, когда вслед за судорогами ван Бьера обуяла ярость. К счастью, ее приступ выдался коротким, но стоять в этот момент у Баррелия на пути я бы никому не советовал.