Читать книгу "Отдам осла в хорошие руки... - Марианна Гончарова"

«Могу доплатить».

Номер телефона и подпись: «Грыгоровыч».

Все. Упускать нельзя. Я немедленно сорвала номер телефона и немедленно позвонила. И сразу сказала, что осла взять никак не могу, но помогу найти хорошие руки. А в обмен приеду на него, осла, посмотреть и послушать про него историю. Идет?

— Та, конечно, приезжай, чиго уж там! — согласился Грыгоровыч.

Уточню. Это было в тот переломный момент, когда бывшие республики уже начали отделяться и разделяться границами, но страх и почтение перед даже самым мелким начальством и мода носить на праздники фанерные лопаты с портретами апологетов еще была.

Его звали Василий Алибабаевич, этого осла. Грыгоровычу его подарили маленьким осленком, когда Грыгоровыч был в Молдавии. На Пасху его пригласили к куму Октавиану Деомидовичу, начальнику местного отделения милиции. А в день Пасхи сами знаете: весело, пьяно и люди добрые — бери все. Дарят и дарят. Подарили Грыгоровычу несколько громадных заплетенных ивой бутылей вина, потом яблок пару ящиков еще с прошлого года крепких, компотов всяких — персиковых, грушевых, всяких.

— Что ж тебе еще подарить, пока я пьяный? Ай, — говорит кум Октавиан, — есть у меня еще кое-что! Та ла-а-адно! Бери! От сердца отрываю, но ты, кум, такой хороший человек, Грыгоровыч ты мой! Эх! Бери!

И заранее причитая от предстоящей разлуки, кум Октавиан заводит Грыгоровыча на задний двор, а там — ослица Верещага по имени и он — ослик. Стоит. Сердце сурового Грыгоровыча дрогнуло и зашлось. Плюшевый, игрушечный почти, глаза… ну как у Софи Лорен глаза! — фиолетовые мокрые чернильные капли, как будто он только-только плакал. Невинное личико, уши бархатные на башке — два, ножки стеснительно поставил, как первоклассница, — четыре. Крепенький сам, литое тельце, коренастый. «Ну повезло», — сразу подумал Грыгоровыч. «Ну повезло», — сразу подумал хитрый Октавиан, глядя, как Грыгоровыч растаял от умиления.

Хорошо, а как его через границу? Без документов, разрешения там, прививок, справок, паспорта, хоть он и ослик… Ослам тоже паспорт на границе нужно. И вообще… Это так Грыгоровыч засуетился.

Октавиан в ответ:

— А не вопрос. Как обычную вещь, крупный предмет обихода. Значит, так: запихнем его в скиф. Прицеп такой. А перед вашей таможней прикроешь его специальным тентом, вроде там у тебя типа вещь. А сбоку еще и яблочки, компотики везешь, такое все — покушать чтоб дома, чтоб детям. Ага! Ага! Скажешь, ну кум же подарил, ну!

У Октавиана, к слову, вообще был огромный опыт дурить таможню. Он в Дагестан однажды бритвы электрические повез. (В Дагестан. Мусульманам. Бриться. Ну!) И на них выменял черную икру. И в виде бонуса к икре ему подарили Верещагу. Так вот ее провезли тогда именно как крупный предмет, так что Октавиан знал, что говорит.

Октавиан проводил Грыгоровыча до самой молдавско-украинской границы. Заехали на украинскую таможню. Прикрыли Василия Алибабаевича сначала пледом, потом тентом, такой брезентовой крышей.

Но никто не учел, что Василий Алибабаевич заскучал сразу — как только выехали, у него случился сенсорный голод и дефицит общения. Лишенный компании себе подобных, то есть доброго милиционера Октавиана, его жены Гали-библиотекарши и еще мамы, конечно, Верещаги, ослик впал в уныние и затосковал.

А тут, рядом со скифом, регистрируя автомобиль с прицепом, остановились три таможенницы — Рита Рыжая, Рита Белая и Вера Теплая. Так звали ее, эту Веру. Теплая. Ну чтоб не путали ее с Верой Холодной, а то путали и путали все время. И дразнились: «Гас-с-пада-а-а… Вы зве-е-ери, гас-спа-ада-а-а…» Верка обижалась. Откуда ей было знать, кто такая Вера Холодная? Короче, веселые три дурочки такие в форме. И давай эти три девицы разговаривать и хохотать: весна, Пасха, новый замначальника, Максим, сын генерала, красавчик холостой, гы-гы-гы, хи-хи-хи! То да се. Ну Василий Алибабаевич из-под пледа услышал это все и только поинтересоваться хотел:

— Ма-а-ам, это ты там ржешь? Э?

Только и всего!

А эти три оказались трусоватыми и сначала кинулись с визгом врассыпную, а потом посуровели и обиделись. И Вера Теплая грозно:

— А ну-ка, это что там у вас под тентом в скифе?

— Чего? Под тентом? А-а-а! Так это предмет обихода у нас там… крупный… — Грыгоровыч растерялся совсем.

А как только тент открыли, этот самый предмет, почуяв воздух свободы, как скакнет, как дунет обратно на историческую родину — только копытца дробно по асфальту: «Туки! Туки! Туки! Туки!»

А с той стороны уже кум Октавиан руками разводит. Мол, не получилось. Ниче, будем перегонять самоходом. Как движущее средство. Как «Мерседес». Видно было, что добрый, но расчетливый Октавиан ну очень хочет от ослика избавиться, ну очень. И только потом Грыгоровыч понял, почему. У него-то не было опыта сосуществования с ослом, а у Октавиана — был такой опыт!

Словом, за пару дней оформили все документы, взяли справки, перегнали ослика в Украину как транспортное средство. Грыгоровыч извелся, пока забирал его с таможни, — оно же упрямое, на него как тоска опять нашла по отчизне, он опечалился сильно и впал в ступор посреди дороги — еле выпихнули. Еще шутили, мол, транспорт встал, двигатель закипел.

Ослы, конечно, ослам рознь. Но. Их объединяет одна общая черта. Они безусловные, идеальные, полные, ну как бы это помягче сказать, кретины. К сожалению. И если кто думает, что когда ослик подрастет, то станет поумнее, зря. К ним с возрастом ни сообразительность, ни мудрость не приходят. К ним возраст приходит в абсолютном одиночестве.

Василий Алибабаевич стал жить у Грыгоровыча. В курятнике. Он был еще маленький, чего нельзя было сказать о его голосе. Голос у Василия Алибабаевича был большой. Нет, сначала он смущался, глубоко и пронзительно вздыхал, качал головой, пхекал, покашливал. Потом стал потихоньку упражняться, но когда кто-то из домашних прибегал проверить, что происходит, он замолкал стыдливо. Но однажды в лунную ночь Василий Алибабаевич решил — готов. И пора! Ну и запел. (Он так думал, что это у нас песней зовется.) Усердно горланил он несколько часов до рассвета, а утром во двор к Грыгоровычу пошли невеселые ходоки с соседних усадеб, к сельской тишине привыкшие. Не-не, только спросить. Будет ли так всегда и к чему готовиться, и не хочет ли Грыгоровыч, чтоб это его животное, этого его вокалиста пустили на чебуреки и шаурму. Если так будет всегда. Не-не, пока… только… спросить. Да.

Ничего не ответил Грыгоровыч, только голову свою повесил и наконец понял, почему хитрый кум, добрый милиционер Октавиан, так настойчиво выталкивал и выпихивал Василия Алибабаевича с территории своего государства.

Но и это было еще не все. В ходе экспериментов оказалось, что Василий Алибабаевич молчит в двух случаях: когда ест и когда гуляет. С первым дело шло хорошо — ослик молотил, хрупал, чавкал, чмокал и наел себе круглое брюшко. Сено и комбикорм уходили как в бездну. Когда еда заканчивалась, семья Грыгоровыча знала по истошным крикам. Василий Алибабаевич верещал, ну прямо трагическая актриса: чуть ли не глаза закатывал, и руки заламывал, и одежду на себе рвал. И кто-то бежал задавать Василию Алибабаевичу овса.