Читать книгу "Горячие ветры Севера. Книга 2. Полуденная буря - Владислав Русанов"

Вейте молчала. Что ответить? Крыло Чайки и впрямь не так плох был. И отец его хвалил частенько. За то, что из простолюдинов в военачальники выбился. За то, что мзды от контрабандистов и пиратов не брал. За то, что в глаза королю мог возразить, когда из того самодурство перло.

— Слушай меня, де… Прости, Вейте. Мне всё едино помирать. Сама ты за отца и за тал разоренный не отомстишь, не надейся. Протяни руку. Да не так. Ладошкой вверх.

Девушка повиновалась. Брохан с усилием сдернул с пальца шипастый перстень и вложил ей в руку.

— Это что еще за?..

— Когда совсем туго станет, иди в Фан-Белл, к причалу, где мои «ястребы» швартуются. Найдешь Гурана Щербатого или Гуню… Как же имя-то его? А, запамятовал! Покажешь кольцо…

— Ага! А они мне камень на шею — и в воду.

— Не перебивай! Вот бабье племя! Чтоб не подумали, будто с трупа моего сняла, спросишь Щербатого, не этот ли перстенек его щербатым сделал? И прибавишь: дело в корчме было. «Два окорока» называется. А Гуне скажешь, что больше всех на свете боится он матери своей, как она клюкой его промеж лопаток охаживает. Поверят и помогут. Обскажешь им, как я помер, все речники поднимутся…

— Да погоди помирать-то. Рассветет, я тебя к селянам вытащу. Глядишь, и поживешь еще. — Вейте уже забыла, как совсем недавно собиралась пырнуть сухопарого усатого воина мечом.

— Не вытащишь. Лезь на дерево бегом.

— Зачем это?

— Вот дурочка! Не слышишь ничего? Кикимора по зарослям очерета шастает. Нас почуяла…

Девушка прислушалась. От реки и вправду доносилось негромкое горловое бульканье. Словно огромная лягушка квакнуть норовит, но боится или стесняется и пасть закрытой держит.

С кикиморой ей не совладать. Хищник быстрый, сильный. Когти — в ладонь длиной. Зубы — что шило сапожное. Ее на рогатину взять еще можно попытаться, а с мечом — гиблое дело.

— Лезь на дерево, кому говорю!

— А ты?

— А что я? Я уже мертвец. Меч мне оставишь. Утром заберешь.

— Я тебя не брошу!

— Вот дура баба! Бегом на дерево! — Не то бульканье, не то кваканье доносилось уже из-за ближних стволов. — Отец из-за меня погиб, так хоть дочку сберечь…

— Брохан, я…

— Ты отомстить хочешь, Вейте, дочь Витека Железный Кулак?

— Хочу!

— Тогда лезь! Давай ногу!

Крыло Чайки подставил сложенные «лодочкой» ладони.

— Ну? Ждать долго?

Вейте решилась. Положила меч на мокрые листья. Так, чтоб сразу калека рукоятку нашарил. Поклонилась Брохану, да не как равный равному и даже не как талун королю, а как самый бедный поселянин повелителю кланяется. Потом осторожно поставила сапожок на ладони воина.

— Давай. — Сильные руки толкнули ее вверх. Усилие вызвало такой приступ боли, что Брохан завыл, зарычал голодным клыканом.

Кикимора забулькала в ответ уже в полный голос, но Вейте успела вцепиться непослушными пальцами в нижнюю ветку — локтей семь до земли, сама в жизни не допрыгнула бы. Подтянулась, забросила одну ногу, вторую. Уселась. Глянула вниз.

Кикимора вышла на поляну и теперь кралась к костерку. Короткое, толстое тело, паучьи лапы с перепонками между пальцами. Когти. Зубы.

— И-и-и-эх! — воскликнул Брохан, и в его голосе звучала почти что радость. — Меч в руках! Ну, Пастырь Оленей, готовь пир горой!

Хищник присел на задние лапы и зашипел, раздувая горловой мешок. Гребень жестких, бурых с прозеленью волос от загривка до темени то поднимался, то опускался.

— Ну давай, тварь! Я жду! — Брохан выставил перед собой меч.

Кикимора прыгнула.

Скрежет когтей по кольчуге.

Визг подраненного зверя.

Глухой вскрик речника.

Бульканье.

Хруст.

Удовлетворенное урчание.

Слез Вейте больше не сдерживала. Они текли горячим ручейками по щеками и капали вниз, туда, где погиб человек, которого еще утром она считала злейшим врагом.

Глава 9

Тал Ихэрен, пойма Ауд Мора, златолист, день четвертый, позднее утро

Несмелое осеннее солнце проглядывало сквозь прорехи в серых низких облаках, словно красотка-скромница из посада. После вчерашнего дождя раскисшая земля чавкала под копытами коней. Промозглой сыростью тянуло с близкого Ауд Мора.

Разношерстная ватага осторожно продвигалась, примериваясь оставить по правую руку наглухо заросшую очеретом старицу.

Едущий впереди светлобородый веселин то и дело поглядывал на небо — не отверзнется ли, как и намедни, дно у облаков, не посыплется ли на головы холодная осенняя морось.

Бок о бок с ним вышагивал темно-гнедой скакун трейга. Трейг смотрел больше под ноги и вперед. Не напороться бы на засаду. Что дождь? Водичка небесная. А вот если стрелы из-за рощи, что примерно в четверти лиги раскинулась, полетят да конная лава в бок походной колонне, пока еще перестроиться не успели для схватки, то мало не покажется.

— Промокнуть боишься, а, Бессон? — усмехнулся трейг, повернувшись к спутнику.

— А то? — густым басом отозвался веселии. — Мне лучше мороз. Да такой, чтоб у берез стволы лопались. Или жару, когда собаки бесятся и дохнут. Только б не мокреть эту. Не люблю.

— Да ладно тебе. Поди, не глиняный — не размокнешь.

— А у коней копыта слоиться начнут, что делать будем? Нет копыта — нет коня.

— Ну, ты прямо напугал. Не весь век же коням нашим по грязи шастать? Выберемся и на сухое. Там легче будет.

— Всё обещаешь, твое высо… Тьфу ты, прицепилось! Всё обещаешь, Кейлин. А который день уже вдоль Отца Рек чешем? А с неба всё льет и льет.

Кейлин нахмурился, оглянулся на растянувшихся в длинную череду всадников. Без малого пять десятков, сила. Это только конницы. Пешцов уже давно за сотню перевалило. Но их оставили в укромном лагере на границе ихэренского талунства и Трегетрена, назначив командиром опытного десятника из лучников — Одеяло. Не годилась пехота для задуманного принцем похода через земли Ард'э'Клуэна.

— Да какое там льет, — узкая ладонь смахнула скопившуюся капельками влагу с гривы гнедого, — всего-навсего морось. Как там Щербак говорил? Мжичка.

— Ага, тая мжичка овцу понесла… — пробормотал Бессон.

— Не понял.

— Да прибаутка у нас в Повесье ходит. Не слыхал?

— Не слыхал.

— Оно понятно. Властомир небось, когда на остроухих идти зимой сговаривались, шутками вас не баловал, — подмигнул бывший главарь лесных молодцев. — Вы ж по-благородному там развлекались.