Читать книгу "Псоглавцы - Алексей Маврин"

Поляна с вагончиком и навесом выглядела точно так же, как и прежде. Никаких крестов. Кирилл остановился, перевёл дыхание и медленно двинулся к вагончику, словно по тонкому льду. Ящик вместо крылечка. Дверь.

Та же надпись фломастером: «Месяц Золотые Рожки обрати зверя в человека пролить мне ножом булатным его руду горячую». Кирилл потянул дверь на себя. В вагончике — пусто. Низкий потолок, разрисованные стены, заколоченные окошки, топчаны, печка.

Кирилл вошёл, прикрыл дверь и бросился к печке, схватил топор и оглянулся. Никто не появился, никто не ломился в дверь. Сквозь щели между досками ближнего окна Кирилл видел поляну. Пустая.

Что не так? Что, чёрт возьми, не так?!

Один из двух топчанов был изодран в лохмотья. Куски клеёнки и клочья поролона валялись на полу на бурых пятнах… бурых пятнах… высохшей крови. Кровью была измазана стенка над топчаном. Поверх рисунков и надписей Кирилл увидел глубокие царапины, по четыре в ряд. Будто кто-то царапал стену когтистой лапой.

Картинка встала перед глазами, как в кино. Псоглавец. Кто-то подстрелил псоглавца. Раненое чудовище кинулось в вагончик. А стрелок не стал заходить. Он изрешетил дробью убежище оборотня сквозь тонкие стенки. Дробины рвали тело оборотня, чудовище ревело и билось на топчане и на полу, искромсало когтями лежанку, исцарапало стену и сдохло в луже собственной крови. А стрелок так и не вошёл, но словно запечатал вагончик заговором, написанным фломастером на двери.

Этого не могло случиться, пока Кирилл ходил до луговины. Такие лужи крови за час не высохнут… Это всё было давно. И эти следы уже были, когда он заходил сюда час назад. Только он их тогда не увидел. Он не мог их увидеть, они были по другую сторону мира, лишь в зеркальном отражении. Как надпись на двери, которую он только что прочитал свободно, правильно…

Но он-то, Кирилл, живой! Он не псоглавец! Он на этой стороне! Его не остановит заговор! Кирилл топором рубанул по дверке — дверка отлетела. Кирилл выпрыгнул в траву.

Конечно, никого вокруг. Здесь всегда вокруг — никого.

Кирилл побежал к просёлку, побежал по колеям и не успел даже задохнуться, как очутился на грейдерной дороге. Гравий, обочины, пыльные кусты, лес шумит под ветром, в небе тает дым пожаров.

Он выбрался. Вырвался. Вырвался, хотя там никого не было и никто на него не нападал. Но всё случилось по-настоящему, вот в руке ржавый топор… Кирилл поглядел на топор и увидел, что на нём самом майка надета уже как обычно. Правильно. Романтичный красавчик Че Гевара с его груди смотрел в великие дали мировой революции.

31

Школа была пуста, Гугер и Валерий куда-то ушли. Их вещи лежали на виду, неспрятанные, словно после такой грандиозной кражи, как угон автобуса, прочие возможные потери перестали пугать.

Электричества у Кирилла больше не было, даже бутерброды не разогреть, кофе не выпить. Чем заняться? Не бегать же по деревне за Гугером и Валерием. Кирилл вытащил ноутбук.

Он открыл ещё не прочитанные IMG-копии «Доношения» Павла Мельникова и перечитал резолюцию начальства: «Во исполнънiе Указа Синода отъ лъта 1722 отнъсти к съкретнымъ дъламъ». Кто он такой, этот Павел Мельников? Кирилл поколебался, но свернул IMG-файлы и вытащил Google.

Павел Мельников оказался личностью неординарной. Обедневший дворянский род, Казанский университет, подозрение полиции, ссылка в Зауралье, учитель гимназии — обычный путь тогдашнего интеллигента. С такой биографией прямая дорога в пламенные литературные критики или в террористы, что мечут бомбы под колёса императорской кареты. А Мельников неожиданно оказался в Нижнем Новгороде чиновником особых поручений по искоренению церковного раскола при Министерстве внутренних дел.

Ему всего-то 30 лет, и у него нет воинского сопровождения, а он вторгается в глушь Чёрной Рамени, в дремучие дебри керженских скитов. Просто Кортес от МВД. И там, точнее, тут, на Керженце, Павел Мельников добирается до скита Старый Шарпан, твердыни раскола. В Шарпане, в кондовой бревенчатой часовне, он бесстрашно достаёт из киота чудотворную икону Богоматери, которую принёс соловецкий инок Арсений. Главную святыню Керженца, без которой, как гласит предание, Керженцу конец. И доставляет икону в Нижний Новгород церковным властям. Это 1849 год. Значит, «Доношение» Мельникова — приложение к отчёту о той роковой экспедиции.

С неё началась керженская «выгонка», в которой Мельников сыграл ключевую роль. Он действовал жёстко, вплоть до того, что отбирал у раскольников детей, пока родители не отрекутся от раскола. И в то же время внимательно изучал тот мир, который уничтожал.

Лично для Мельникова «выгонка» скитов завершилась почётной отставкой в 1866 году и орденом Святой Анны. К тому времени Павел Мельников давно заматерел, стал редактором столичной газеты «Русский дневник» и писателем Андреем Печерским.

Наверное, писатель Печерский родился тогда, когда чиновник Мельников составлял своё «Доношение». Слишком странным, слишком удивительным был опыт «выгонки», чтобы он вместился в мемуары чиновника. И десять лет Андрей Печерский создавал пудовую эпопею о раскольниках Керженца: огромные романы «В лесах» и «На горах». А потом можно стало умереть, и Мельников-Печерский умер.

Кирилл рассматривал дагерротип Мельникова-Печерского. Этот человек знал то, до чего Кирилл никак не может докопаться. Или хотя бы видел то, что у Кирилла мелькает на краю зрения, но ускользает от прямого взгляда. Кирилл развернул файлы «Доношения».

«Ваше Высокопревосходительство.

Как я уже уведомил Вас, предприятие моё завершилось вполне благополучно и образ Богоматери Казанской древнего письма обрёл достойное место в древлехранилище Пророко-Ильинской обители под неусыпным попечением отца Никодима. Однако некие обстоятельства экспедиции моей не могут быть отражены в рапорте по службе в виду невозможности истолковать их иначе, нежели Божье попущение, а сие не входит в круг вопросов, подведомственных нашему Министерству. Я же считаю должным поставить Вас в известность о печальной, если не сказать ужасной, участи тех двух крестьян Калитина скита, что изъявили желание оказать мне посильную помощь и в ответ получить от меня таковую же для перехода в единоверие. О подлинности излагаемых мною событий могут свидетельствовать г-да офицеры Терешников и Траубе, что сопровождали меня в экспедиции.

Напомню Вашему Высокопревосходительству, что, видя опасность нападения на экспедицию со стороны раскольников, я решил вывести своих спутников к городу Семёнову не привычным трактом, а старой дорогой от Калитина скита. В ските встретили нас с изрядной неприязнью, поэтому я предпочёл иметь ночлег в лесу под открытым небом. После моего посещения скита на дороге меня догнали калитинские насельники Трофим Л-ов и Авдей В-ин. Они покинули скит тайно и сообщили, что давно ожидали какой-либо оказии для выхода из пределов керженских лесов. Также Л-ов и В-ин сообщили, что дорога, которую я избрал, много лет оставлена без присмотра и заросла, а потому неопытный путник может легко потерять верное направление и заблудиться. Я не усмотрел причин сомневаться в искренности желания этих людей оставить раскол и вернуться в лоно Православной Церкви и вполне доверился Л-ову и В-ину. К на ступлению темноты они вывели мою экспедицию к поляне, замечательно пригодной для ночлега.