Читать книгу "Парк Пермского периода - Дмитрий Скирюк"

Жрец вдруг задумался. Были ли эпсолианцы угнетенными? Оджикута не мог дать ответа на этот вопрос. Честно говоря, он до сих пор не был уверен, есть ли у этих существ настоящий разум или же — всего лишь навсего — инстинкты, рефлексы и привязанности.

Эпсолианцы шли. Гудели гравигенераторы. Помаргивали матовой гирляндой симбионты. Никто не пытался сбежать. Небо, исчерченное инверсионными следами боевых катеров ч'крха, было серым, как свинец. Близился вечер. Конца процессии не наблюдалось. Оджикуте вспомнились слова эпсолианциев, основной их слоган: «Мы — в вас». Это были немногие слова, которые они были способны и понять, и заучить. Да, они были в них, среди них и для них, для атроксов, эти зверики, эти голые смешные существа, лишенные разума и шерсти. И сейчас их вели на убой.

Жрец опустился на колени, положил свои заросшие густым благородным мехом руки ладонями на пол и прикрыл глаза. С ним не было ни урта, ни перчаток, ни кадильницы, ни тазика с песком, ни кисточки для ушей, ни чаши с омовениями, никаких других предметов отправления культа. Впрочем, Всевышний не обидится. Если он так разгневался на их народ, он не заметит мелких нарушений. Оджикута помедлил и принялся делать то, чему был обучен, что он умел делать лучше всего — молиться.

— Господи, — шептал он, — упокой эпсолианцев, этих детей, упокой их Первую душу, дай ей хлеба, и меда, и мяса, и молока, дай ей пищи и вод, чтобы не терзал ее голод и жажда, чтобы сытость вошла в дом их Первой души. Упокой, Господи, их Вторую душу, дай ей сладкого сна и удобных лежанок, дай ей теплых одеял и меха в головах, отгони от нее кровососов, чтоб не мучили они их, злые, и чтобы сон наполнил дом их Второй души. Упокой, Господи, их Третью душу, дай ей добрых игр и развлечений, дай ей много ярких бусин и цветных камушков, много ленточек, красивой одежды и всяческих забав, чтобы радость игры вошла в дом их Третьей души. Упокой, Господи, их Четвертую душу, дай ей друга, если это она, и дай ей подругу, если это он, чтобы радость слияния и единения трогала тело и сердце их в доме Четвертой души. Упокой, Господи, их Пятую душу, дай ей дом, дай потомство и надели ее заботой, чтоб она могла понять, зачем живет и что ей стоит хранить и беречь и любить, чтобы радость отражения себя в себе вошла в дом их Пятой души. Упокой, Господи, их Шестую душу, дай ей счастье осознания тебя в том, как ты есть, бо ты есть Свет и никакой в тебе нет Тьмы, бо ты есть Благо, а не Зло. Упокой, Господи, их Седьмую душу…

Молитва оборвалась. Оджикута умолк. Открыл глаза.

По верованиям атроксов, Седьмой души эпсолианцы были лишены.

Оджикута поднял взгляд в темнеющее небо, туда, где сквозь прозрачные полы и потолки тюремных клеток разноцветными булавочными уколами проглядывали звезды. Звездное небо. Небо Эпсола. «Из-за них, — подумал Оджикута, — из-за этих звериков мы так и не смогли стать эпсолианцами. Это они были и остались ими, а мы до конца остались детьми старой Атры…» Эпсолианцы все стали пленниками даже на своей родной планете, их не истребили, но приручили, так и не дав развиться им во что-нибудь разумное. Атроксов вполне устраивало подобное положение дел. Имели право атроксы так поступить или не имели, не ему было решать, не Оджикуте, скромному жрецу, Подающему Слово. Да и в любом случае теперь было уже поздно.

Интересно, за кого они бились в последнем бою? За себя, за хозяев или — за свою планету?

Оджикуте вдруг захотелось поверить, что корабль принца Омаджегана не погиб, что он скрылся от погони, затерялся где-то в необъятных безднах космоса. И, может быть, эпсолианцам посчастливится найти другую, чистую планету где-нибудь на окраине Галактики, где Омаджеган сможет посадить корабль, и где они начнут другую жизнь, и где ни подлые захватчики ч'крха, ни варионцы, ни йехитта, ни другие, и даже — сами атроксы не найдут их никогда.

Никогда-никогда.

Он опустил глаза. Эпсолианцы шли, и Оджикута против воли зашептал опять. Он уже не подавал чужие Слова, он творил новую, последнюю свою молитву, которую каждый священник должен сотворить хотя бы раз, если он действительно хочет разговаривать с Богом и быть услышанным. Он говорил, и слезы, как слова из губ, сочились из закрытых глаз его.

— Упокой, Господи, их Седьмую душу, — говорил он тихо. — Дай ей бесконечный зуд познания, дай, но никогда не утоляй его. Дай ей возможность это познанное применить и претворить. Дай ей познать всю радость бытия и дай познать всю горечь осознания сей радости. Дай ей познания глубин, высот и дали бесконечности, дай ей силу быть собой и укрепи в победах над стихией и врагами. Дай им возможность снова стать людьми, этим зверикам, этим рабам, которые оказались честнее, смелее и крепче хозяев. Дай вечный непокой в извечном беспокойстве, чтобы радость познавания укрепила сердце их Седьмой души. Дай понимания и честности перед собой, дай веры и любви к себе и ближнему, кто не такой, как ты, дай доброты и милосердия!

Дай разума, которого мы все, наверно, были лишены…