Читать книгу "Пока не будешь счастлив - Анастасия Нуштаева"

себе такую вольность.

– Вы обалдели? – сказала Алина, когда к ней вернулся дар речи, а мы справились с половиной салата.

Надо признать, ели мы быстро. Просто и я, и Глеб знали Алину – чем больше салата съешь, тем меньше его окажется в волосах, когда Алина наденет тарелку тебе на голову.

Мы не ответили, ведь рты были заняты. Тогда Алина обратилась исключительно ко мне.

– Алиса! – крикнула она. – Что это было?

– Нелепость, – сказала я, начав жевать ускоренно, как только услышала свое имя. – Вот, смотри, с салатом все ок. – Я протянула тарелку, но Алина отшатнулась, брезгливо скривившись. – Это просто тупые ку…

– Я же просила не обзывать гостей!

– Вещи надо называть своими именами.

Это вмешался Глеб. Мы с Алиной, на миг объединившись, глянули на него с удивлением. Глеб лишь пожал плечами. Наверное, он вступился за меня за то, что я подогнала ему обед. Я ему кивнула, а затем посмотрела на Алину.

– Почему с тобой вечно какие-то проблемы? – заговорила она. – Почему, если просят книгу жалоб, то стол обязательно твой? А? Почему с Глебом подобного не случается?

Потому что он терпила! Всегда говорит гостям, что блюдо им переделают, а не разбирается с проблемой. Я так не привыкла и никогда не привыкну. Обычно гости тушуются под моим давлением и не просят переделать блюдо. Еще чего не хватало! С меня спишут, с поваров спишут, а у нас ставка и так, извините, не мишленовского ресторана!

– Потому что он хороший, – сказала я, не придумав ничего умнее. – А я плохая.

Алина не спорила – лишь устало вздохнула. Воспользовавшись моментом, я спросила:

– Можно на обед?

Алина глянула на пустую тарелку от салата в моей руке, но кивнула.

– Благодарю, – сказала я и, поставив тарелку на стол, добавила: – Глеб, уберешь третий?

Тот охотно кивнул. Видно, еще полнился благодарностью за салат. Тогда я, стараясь не смотреть на Алину, пошла в каморку за курткой и кошельком.

Торг

В торговом центре снова играла «Last Christmas», снова красовалась уродливая витрина, снова проплыла стайка детей, похожая на мальков гуппи.

И снова прозвучал радостный оклик.

– Алиса!

Я остановилась, но не развернулась. Зачем, если могу с закрытыми глазами описать его, пересказать все, что он скажет.

– Привет!

В этот раз Женек постучал меня по плечу, ведь я так и не развернулась.

– Идем поедим, – сказала я, наблюдая, как маленькая внучка фотографирует свою бабулю, закрыв пальцем половину объектива.

Женек замялся. Теперь он обошел меня и заглянул в глаза. Наверное, чтобы убедиться, что это та Алиса, которую он знает. Не удивительно, что он сомневается. Потому что прежняя я никогда бы не предложила ему пойти вместе покушать.

– Идем, – мигом согласился Женек. – Я как раз шел выпить кофе с корицей.

Так вот оно что. Кофе с корицей. Один из малышей-ритуалов Женька, чтобы почувствовать новогоднее настроение.

От этого почему-то стало тошно, и я сама не заметила, что сильнее сжала ладонь Женька.

– Ты от кого-то убегаешь? – сказал он.

Я слышала улыбку в его голосе, но не прониклась ею. Хотя на секундочку напряглась. «Вчера» мы убегали от охранника, но… Нет, конечно, Женек этого не помнит. А он так мне подсобил. Если бы не он, я бы «вчера» куковала в обезьяннике…

Ну или сама бы справилась! Не такой уж этот Женек герой.

Мы и вправду шли быстро, почти бежали. Мне хотелось, чтобы время шло быстрее. Я так насытилась этим днем, что было тошно проживать каждую его секунду. Мне с первого класса Новый год претит, а ведь в то время он был один раз на триста шестьдесят пять дней.

Сегодня хотелось чего-нибудь здорового, и поэтому мы, к большой радости Женька, пошли в «Пузату хату». И все-таки старая добрая котлета по-киевски с гречкой лучше всяких бургеров, пусть и с двойным мясом.

Салатик я взяла с красной рыбой, которой в нем было чуть больше, чем в пресноводном озере. Несмотря на это, он пришелся в тему, и я так им наслаждалась, что забылась и стала улыбаться.

И тем не менее первыми словами Женька, которые он произнес после того, как мы сели за стол, оказалось это:

– Плохо выглядишь… Что-то случилось?

Эйфория от салатика погасла, как спичка в ураган. Ураганом была я. Почему все сегодня говорят мне, что я плохо выгляжу? Даже Женек!

Я ничего не успела сказать, а он уже понял, какую глупость сморозил.

– Извини! Я имел в виду… Синяки под глазами и…

Он замолк, потому что я махнула рукой.

– Ничего, – сказала я. – Мне все сегодня это говорят. Я уже привыкла. День такой…

Я отодвинула поднос с недоеденной гречкой и, облокотившись о стол, оперлась подбородком на ладони. Грустным взглядом я уставилась на каток. Отсюда его было видно лучше, чем со столов Макдональдса и KFC.

– Какой такой день? – сказал Женек. – Сегодня же праздник!

– Отвратительный день, отвратительный праздник.

Женьку нечем было возразить. Он умолк так же резко, как заговорил. Я в который раз его расстроила.

Не хотелось поворачиваться и смотреть на грустное лицо Женька, поэтому я пялилась на каток. Маленькая девочка лет десяти училась ехать задом. Получалось у нее неплохо, но до того, как какой-то мальчуган на полной скорости ее сшиб. Девочка упала на спину. Ее оранжевый свитер задрался, оголив по-детски кругловатый живот. Я ойкнула и отвернулась. Не люблю смотреть на чужие беды. Зачем, если своих хватает.

– Как день Нового года может быть отвратительным?

Женек недоумевал. Кажется, он делал это все время, которое я наблюдала за девочкой. Настолько мои слова не укладывались в его голове.

– Очень просто, Женек, – сказала я спокойно, на удивление и Женьку, и самой себе. – У меня вся жизнь такая. Все радуются, а я нет. Не пойму, чему радоваться. Почему у этих людей есть причины для радости, а у меня нет? Что за несправедливость?

– Ну, Алиса, ты ерунду несешь.

Теперь голос Женька был не грустным, а жалостливым. Мне от этого стало не по себе. Не люблю вызывать жалость. Хотя, наверное, люди, которые говорят то же, что и я, только жалость и вызывают.

– Это ты сейчас будешь ерунду нести, – сказала я, стараясь не показывать, что слова, а точнее, тон Женька меня обидел. – Будешь говорить, что, мол, для настроения надо есть шоколадных Дедов Морозов, слушать новогодние песни, ходить за подарками…

Я умолкла на полуслове. Что еще я могла сказать? Если продолжу, распалюсь так, что толку от этого разговора не будет.

Уяснив, что я не