Читать книгу "Моя безумная фантазия - Карен Рэнни"

Сесили стояла рядом с пианино, склонив голову, как маленькая фарфоровая птичка, и, казалось, испытывала наслаждение. Если только забыть, что она притворялась. Они оба это знали, но ради такой минуты позволили себе ложь.

— Тебе еще почти час до отъезда, Джеймс. Пойдем — отдохнешь, выпьешь со мной чаю.

Она улыбнулась и опять напомнила ему Алису. Он молча смотрел на Сесили, вспомнив последнюю улыбку Алисы, ее мелодичный смех.

Вероятно, именно поэтому он отнял руки от клавишей, оборвав музыку, и, подойдя к ней, предложил руку. Джеймс улыбнулся мачехе и повел ее в гостиную — солнечную комнату, которую она считала своей.

— Ты можешь заставить лошадей бежать быстрее, Питер?

Берни растирала холодные руки Мэри-Кейт. Та сидела, полностью овладевшая собой, но застывшая, словно запрятала всю себя внутрь, где никто ее не увидит.

— Не хочу разбиться на обледеневшей дороге, Берни. И ландо не хочу разбить. — Он обернулся и с кучерского сиденья бросил на нее хмурый взгляд.

— Можешь хотя бы поднять верх? Ужасно холодно!

— Ты хочешь добраться до места или тебе нужны удобства?

— А то и другое — слишком много? Она как ледышка.

Однажды на средиземноморском базаре Берни остановилась в толпе, окружавшей факира. Мудрец рассказывал о демонах и одержимости, когда внезапно впал в транс. Сначала слушатели принялись посмеиваться и подталкивать друг друга, думая, что это трюк, необходимый по ходу рассказа. Но выражение его лица было полно тревоги, кожа на лице натянулась, а рот расслабился. Смешки прекратились, и толпа затихла. Если бы не бившийся на шее пульс, можно было подумать, что он умер. Почти час факир оставался застывшим и недвижимым.

Внешность Мэри-Кейт не имела ничего общего с тем запыленным лысым человеком. Тогда почему выражение ее лица в точности повторило выражение его лица?

— Она похожа на живой труп, Берни.

— О, замолчи, Питер!

— Все будет хорошо, Берни, вот увидишь.

Как он догадался? Только потому, что она испугалась и он заметил это? Она подняла на него глаза, и Питер снова взглянул на нее, и на этот раз его взгляд был гораздо теплее, словно он пытался как-то ее ободрить. Ей удалось улыбнуться в ответ.

Поездка казалась бесконечной. Мэри-Кейт, и верно, больше походила на труп, чем на живого человека. Словно всю ее окутал серый туман. Под своей синей накидкой она была холодной как лед. Она не говорила, не двигалась, глаза ее были открыты, взгляд застыл, но был обращен не внутрь нее, а куда-то вдаль. Она наверняка находилась в трансе, будто готовилась, собиралась с силами к предстоящей схватке, как готовит к надвигающемуся шторму свой корабль капитан или военный высматривает врага, окружившего лагерь.

Нелепое сопоставление! Разве они едут навстречу какому-то сражению? Добра против зла? По спине Берни пробежал холодок, не от возбуждения, а от опасности.

Если бы она не верила, ее бы сейчас здесь не было. Неужели она настолько прониклась ужасом Мэри-Кейт? Рыжеволосая красавица хранила молчание с того момента, как они сели в открытый экипаж. Тревога Берни росла с каждой минутой.

В ее душе рождались недобрые предчувствия, пока она сидела, укрывшись, рядом с Мэри-Кейт под лучами зимнего солнца. Путешествие приведет их к чему-то, изменит их жизнь — к плохому ли, к хорошему. Испытание не минует никого из них, коснется каждого. Как она это поняла, Берни не смогла бы объяснить ни одной живой душе.

Снова этот проклятый звук!

Арчер посмотрел в оба окошка экипажа, оглядел вращающиеся колеса. Ничего. Но его не оставляло ясное ощущение, что звук никуда не исчез, продолжая насвистывать у него над ухом.

Немыслимо! Весь последний час странное чувство не оставляет его. Сначала он думал, что это шутки памяти, напоминание о чем-то несделанном, забытом, оставленном. Чем больше проходило времени, тем сильнее он раздражался. Словно он должен что-то сделать, совершить какой-то поступок, а если не сделает, то это повлияет на всю его дальнейшую жизнь.

Помоги ей…

От этих слов он вздрогнул и сел прямо.

Помоги ей…

Это не стук колес, не его воображение. Мэри-Кейт в опасности!..

Он не стал задумываться об источнике предупреждения, не подумал, что поступает в высшей степени неразумно. Ничто не имело значения, кроме охватившего его чувства — необычайного, властного. Арчер постучал в закрытое окошечко и прокричал Джереми свои распоряжения.

В мозгу Мэри-Кейт повторялись одни и те же слова. Помоги ему… Помоги ему… Помоги ему… Они вторили стуку больших колес ландо. Бьющий в лицо ветер помогал ей держаться прямо, не упасть в обморок, а всепоглощающий ужас, охвативший разум и душу, не давал отвлечься от цели. Иначе она превратилась бы в хнычущего ребенка.

Она как будто находилась в туннеле с блестящими серыми стенами, куда не проникал ни один звук, а было только ощущение того, что они двигаются вперед, что там, куда они направлялись, необходимо оказаться как можно скорее. Пусть лошади мчатся еще быстрее! Там — опасность, смертельная опасность, от которой ее сердце больно сжималось.

Она сидела, судорожно сжав на коленях руки.

Опасность. Обреченность. Голос Алисы, тихий, молящий, исполненный ужаса.

Помоги ему…

Джеймсу Моршему грозила опасность — скорая и смертельная, готовая уничтожить если не его душу, то тело.

Птица смерти простерла свои темные зловещие крылья над горизонтом.

Глава 38

У Сесили такие маленькие руки. Странно, что он никогда не замечал этого раньше. Пока она наливала ему чай, он поудобнее уселся в кресле, вдруг осознав, что и не помнит, когда в последний раз они вот так мирно сидели вдвоем с мачехой. Гораздо чаще они старались не встречаться, не искали возможности побыть вместе, помолчать.

Чай отдавал горечью. Джеймс положил в него побольше меду и пил не потому, что хотел, а потому, что не желал обидеть мачеху. Он ведь уже давно исполняет многие церемонии с этим ощущением, ставит чувства других выше своих собственных.

Интересно, как там, в Вене? Он будет гулять по улицам, которые давно мечтал увидеть, жить среди людей, говорящих с ним на одном языке, — рассуждая об оркестровке и композиции, о тональности и контрапунктах.

Как он будет там без Алисы?

Он сделал глоток чая, размышляя над тем, вызвано ли такое необычное поведение Сесили тем, что он уезжает? Хотела она таким образом высказать свое одобрение или показать, что не может дождаться его отъезда?

Возможно, он никогда об этом не узнает. Сесили не склонна к правде, только к религии.

— Значит, ты уже собрался, Джеймс? — тихо спросила она.

— Да. Оказалось, что у меня не так уж много вещей. Хотя и набралось три сундука.