Читать книгу "Грабеж и спасение. Российские музеи в годы Второй мировой войны - Коринна Кур-Королев"

контролировать оставшихся в городе гражданских лиц, выдавать им документы, направлять на принудительные работы для нужд немецких войск, а в ноябре 1943 года – организовать их депортацию в Прибалтику654. В обязанности бургомистра входило также создание русской полиции для обеспечения порядка среди гражданского населения, безопасности оккупантов и защиты городской управы. Кроме того, полиция собирала «бесхозное» имущество новгородцев, бежавших из города или заключенных под арест немецкими оккупантами; все эти вещи складывались в Софийском соборе655. Впрочем, это утверждение новгородского историка Бориса Николаевича Ковалева не согласуется с записями Пономарева, согласно которым Софийский собор, как и другие церкви, кое-как отремонтированные, служили исключительно для хранения музейных коллекций и фондов новгородских библиотек656.

Русская полиция действовала только на Софийской стороне, и деятельность русской городской управы тоже ограничивалась этой частью оккупированного города, в то время как Торговая сторона оставалась под исключительно немецким контролем657. В управе имелся и отдел образования, который должен был не только организовывать работу школ, но и обеспечивать распространение среди гражданского населения русскоязычных пропагандистских газет и журналов, а заодно вычищать из библиотек и уничтожать советскую социалистическую и марксистскую литературу, равно как и книги еврейских авторов658. В структуре городской администрации также существовали юридический отдел и медицинская служба, хотя последняя была практически неработоспособна в связи с почти полным отсутствием медикаментов и медицинского персонала659.

Документация немецких и русских экспертов

Немецкие эксперты осмотрели культурные объекты Новгорода при ближайшей же возможности. Одним из первых, в начале сентября, прибыл археолог и асессор военной администрации Райнхольд Штренгер660. В это время в восточной части города еще шли бои, поэтому он был вынужден ограничить свою инспекцию Софийской стороной. Здание картинной галереи Штренгер нашел нетронутым, а вот экспозицию русского «Музея пропаганды», которая, впрочем, по его мнению, не содержала предметов, представляющих художественную ценность, солдаты уничтожили661. «Архиепископская библиотека», как назвал ее Штренгер, была заперта – ее контролировала и охраняла городская комендатура. Софийский собор сохранился невредимым, за исключением главного купола; предметы, «наиболее значимые с искусствоведческой точки зрения», русские, по его заключению, эвакуировали. Тем не менее Штренгер велел запереть собор, «ибо существовала опасность, что посетители унесут элементы ценных произведений искусства»662. О конструктивном состоянии построек данные Штренгера крайне скудны; он обещал описать его более подробно в одном из следующих отчетов.

Примерно в то же время, возможно, даже чуть раньше, но не позднее начала октября в Новгороде должен был находиться и фотограф Эрнст Бауман663. Среди его фотографий есть снимки Софийского собора с северо-запада, на которых не видно никаких повреждений664. Бауман осмотрел и интерьер собора, сделал несколько снимков иконы Богородицы в иконостасе665; кроме того, сохранились его фотографии, сделанные внутри других новгородских церквей.

Пономарев также описал ситуацию во время и сразу после взятия города немецкими войсками. Согласно его изложению, немецкие самолеты бомбили Детинец только в тот день, когда вермахт занял Софийскую сторону. Оставшиеся в городе жители использовали кремлевские церкви в качестве бомбоубежищ, потому что пилотам люфтваффе, очевидно, было приказано церкви не бомбить. Во время штурма города один снаряд попал в Софийский собор, пробив дыру над средокрестием и повредив северо-западную его главу, другой снаряд попал в южную половину здания рядом с колокольней666. Лишь позже загорелись дома в южной части кремля. На Торговой стороне, по воспоминаниям Пономарева, во время пятидневных боев, предшествовавших форсированию Волхова немецкими войсками, была серьезно повреждена только церковь Спаса Преображения; однако знаменитые фрески Феофана Грека (вторая половина XIV века) практически не пострадали667. Значение этого византийского художника для развития русской живописи обусловлено необычайной выразительностью его почти монохромных произведений. Другие церкви, по словам Пономарева, от артиллерийских обстрелов и воздушных налетов не пострадали, а были подожжены по приказу Сталина – пять на Софийской стороне и девять на Торговой. Впрочем, древним каменным стенам огонь был не страшен; только церковь Святых Флора и Лавра получила сильные повреждения от пожара – предположительно, из‐за того, что в ней хранились горючие материалы668. Таким образом, на тот момент, когда в Новгород вступили немцы, памятники архитектуры в основном были в целости и сохранности.

С точки зрения Пономарева, действительно фатальные последствия для культурного наследия имел не штурм города, а сменившая его долгая фаза позиционной войны. Зимой 1941–1942 годов фронт в районе Новгорода практически стабилизировался, и в течение следующих двух лет германские и советские части стояли на Волхове напротив друг друга. Теперь Новгород обстреливала Красная армия, и хотя этот обстрел был не особенно интенсивным, близость к фронту привела к разрушению или тяжелому повреждению большого числа памятников архитектуры669. Первой жертвой стала церковь Иоанна Предтечи, купол которой был пробит одним или несколькими снарядами в начале сентября. В результате возник пожар, и в нем сгорела значительная часть хранившихся в храме музейных коллекций: Пономарев пишет о десятках тысяч предметов, включая примерно 3000 икон и все собрание его деда Василия Степановича Передольского. Конфискованное в 1930‐е годы, оно было включено в новгородские музейные фонды на том основании, что там якобы будет безопаснее, чем в деревянном доме, который легко мог сгореть. По иронии судьбы дом Передольских оказался в числе немногих уцелевших жилых домов на Торговой стороне670. Знаменский собор также загорелся от попадания артиллерийского снаряда. Пожар уничтожил иконостас XVIII века, но росписи практически не пострадали, кроме разрушенного купола и апсид. Такой же или похожей была судьба многих церквей в центре Новгорода в начале оккупации. В той мере, в какой он мог их осмотреть, Пономарев фиксировал все повреждения, но церкви к востоку от старого города были ему недоступны, они-то и пострадали больше всех671. В селах на восточном берегу реки разрушения церквей продолжались и в более позднее время. В некоторых случаях от них остались буквально груды камней – так было с церковью Спаса на Нередице и церковью Успения на Волотовом поле. Спасскую церковь разрушили еще в октябре 1941 года, Успенская же превращалась в руины постепенно, в ходе боев, длившихся около двух с половиной лет. Описания Пономарева в основном соответствуют тому, что мы можем прочесть и в отчетах немецких наблюдателей, приезжавших в Новгород осенью и зимой 1941–1942 годов, чтобы оценить состояние архитектурных памятников и особенно фонды движимых культурных ценностей; отчасти их рапорты, вероятно, основаны именно на его информации.

После осмотра пригородных дворцов Ленинграда в ноябре 1941 года в Новгород отправилась группа сотрудников