Читать книгу "Собачья служба. Истории израильского военного кинолога - Иван Гончаренко"

Только Талья могла помнить наши прогулки по пустыне в самых отдаленных точках Израиля, когда мы с ней приезжали на военные операции на маленькие базы у границ страны. Утром или вечером мы с ней выходили в пустыню на тренировки. Она приносила мне брошенную палку или кружила вокруг меня, когда я просто прогуливался.

Только Талья могла сохранить в памяти те минуты и секунды, когда она уверенно брала след и шла по нему. Сзади бегут солдаты. Раздаются крики, выстрелы. Она бежит очень быстро, преследуя террористов. Мы едва успеваем за ней. Мне приходится то и дело кричать «Лежать!», чтобы приблизиться к ней, не позволить Талье сильно оторваться от нас. По ее глазам я понимал, что она не сбилась и продолжает идти по следу, полностью доверяет мне. Знает, что в любой ситуации она не останется одна, помощь подоспеет вовремя. Как и я всегда мог на нее положиться, как на самого себя. Только она помнила эти драматичные и очень опасные мгновения.

Только Талье было известно, как в шаббат на какой-нибудь отдаленной базе, когда не проводится никаких плановых военных операций, мы позволяли себе с двух до трех часов дня шнатс — шинат цохораим — сон в обед, перед этим плотно пообедав.

Мы вместе спали на моей кровати. Мне приходилось поджимать ноги, чтобы собака тоже могла вытянуться во весь рост. А проснуться я мог по-разному. Самый приятный вариант — выйти из царства Морфея от того, что Талья лизала мне лицо, просясь гулять. Более жесткий и не такой радостный — очнуться на полу. Пятидесятикилограммовая собачка во сне вытягивала свои лапки, упираясь в меня, и я мешком падал с кровати.

Все эти тысячи и тысячи маленьких эпизодов из нашей жизни, привычные характерные движения моей Тальи, внимательные и понимающие глаза — все всплыло в памяти. Я думаю, что у любого человека, даже не военного кинолога, у которого была собака, покинувшая этот мир, навсегда остаются такие воспоминания, и он понимает, о чем я говорю.

Первая тренировка с Тальей. Этот вечер останется в моей памяти на всю жизнь

Так вот, в ту ночь, 24 ноября 2016 года, когда мне сообщили, что Талья умерла, я с теплом и печалью вспоминал ее. А в памяти всплывали все новые и новые эпизоды, связанные с ней. В ту ночь я переворачивал последнюю страницу нашей совместной жизни. В ту ночь я остался один с этими воспоминаниями.

Для меня наше давнее знакомство и значительный отрезок жизни, что мы провели бок о бок с этой замечательной собакой, стали большой честью, ведь она была моим другом. И я безмерно рад, что теперь о ней узнало много людей, что она останется жить в их памяти. Талья заслужила это.

Не забывайте собак!

Меня много раз просили прочитать лекцию и рассказать о подразделении Окец. Конечно же, я всегда откликался на такие просьбы. Мне нравится рассказывать о подразделении, которому я отдал три года жизни и которое сыграло столь значительную роль в моей дальнейшей судьбе. Все эти лекции я начинал презентациями и показывал две вещи. Вначале шел рекламный ролик. В нем бравые парни с черными балаклавами на лицах, с пистолетами в кожаных кобурах, с автоматами в руках красиво, под бравурную музыку, бежали на камеру. А рядом неслись их преданные четвероногие друзья. Выглядит все это эффектно и захватывающе. Сразу следом демонстрировался слайд, на котором представал перед взорами зрителей сладко и безмятежно спящий солдат по фамилии Хаджадж. Спал он не на армейской кровати, а на большом красном диване в обнимку с плюшевой обезьяной, которая в нашем взводе исполняла роль талисмана. Глядя на эту фотографию, ни за что нельзя было догадаться, что сделана она в армии, более того, в элитном спецподразделении.

А после этого показа я обычно говорил: «Первый ролик — это лишь часть службы. Пусть и яркая, эффектная, но далеко не большая часть. А вот на данной фотографии намного больше жизни. Да, конечно же, она снята с изрядной долей юмора. И, тем не менее, она олицетворяет дух, царивший и, надеюсь, еще царящий в Окец». Ведь нам было по двадцать лет. Мы были детьми, которые отлично выполняли все поставленные перед ними задачи, но, в то же время любили пошутить, посмеяться. Мы были молоды, здоровы, энергия из нас била ключом! И ее не могли стреножить ни многочасовые марш-броски, ни десятки отжиманий, ни прочие тяготы армейской службы. Мы иногда говорили и совершали милые безобидные глупости. Но скажите, кто их в молодости не повторял? А многие особо «выдающиеся» наши забавные сюжеты продолжают жить в виде историй, передающихся от одного поколения солдат к другому, из уст в уста. Они даже стали, если хотите, притчей во языцех, своеобразными легендами, вошли в армейский фольклор.

Однажды, когда мы уже стали кинологами и тренировались в тире (раз в неделю любой боец нашего подразделения должен «отстреляться» в тире, иначе его не выпустят на задание), с нами стреляли бойцы очень известного в Израиле подразделения Дувдеван, о котором я писал раньше.

В какой-то момент нахождения в тире мы вошли в раббак. Раббак — это аббревиатура нескольких слов: рош ба кир, что с иврита переводится как «головой в стену». По смыслу очень похоже и созвучно русскому «войти в раж». То есть войти в такое состояние, когда тебя уже не интересует, что находится справа и слева, ты идешь напролом к поставленной цели. Тебя охватывает такое состояние азарта и куража, что притупляется чувство самосохранения. Ты бежишь, кричишь, стреляешь — и твои силы будто приумножаются.

Это сугубо армейское выражение постепенно перешло на гражданку. Сейчас в тихом мирном офисе можно услышать: «Делай с раббаком» — не думай ни о чем, иди вперед и ломай любую преграду — решай поставленную задачу во что бы то ни стало, дерзай!

Вот в таком состоянии аффекта проходили у нас в тот день занятия в тире. А после того как мы закончили тренировку и вышли из тира, нас догнал один из бойцов Дувдевана и спросил:

— Почему вы так орали?

И один из нас с абсолютно серьезной миной невозмутимо ответил:

— Мы по ошибке подстрелили свою собаку.

Военнослужащий Дувдевана рассмеялся, побежал к своим, и вот мы уже слышим его возбужденный крик:

— Представляете! Эти из Окец подстрелили собственную собаку!

И понеслось по всей округе: «Окец выстрелил в собаку!», «Окец подстрелил собственную собаку!», «Окец убил свою собаку!»

Мы посмеялись и пошли себе в палатки. И вскоре начисто забыли об этом случае. Но через полгода мне довелось выйти на боевую операцию как раз с бойцами Дувдеван. И один из них подошел ко мне и сказал: «Вы знаете, я однажды на вашей базе тренировался… Вы такие шокисты! Вы даже выстрелили в собственную собаку! Не нужно стрелять в собак!» — парень говорил так горячо, что ему бы позавидовали члены организации по защите животных.