Читать книгу "Аромат счастья сильнее в дождь - Виржини Гримальди"

– Они меня взволновали…

– Прости.

– Нет, ты правильно сделал. Сурово, но необходимо. Я наложила повязку на рану, не обработав ее. Ты эту повязку снял, так пусть зарубцовывается естественным образом.

Он проводил меня до машины. Я открыла дверь, и он мне нежно улыбнулся. Мне было приятно, что наши отношения вошли в спокойную фазу. Но, Боже, до чего же я его еще любила!

14 февраля 2013 года

Тот вечер мы провели в ресторане вдвоем. Психиатр посоветовал мне постараться больше сблизиться с тобой, и я заказал столик в «нашем ресторане», а твой брат взял на себя заботу о Жюле.

Мы почти все время молчали. Словно заново учились ходить после серьезной аварии. Вели разговоры на случайные темы, лишь бы не касаться того, что нас действительно мучило. Оба мы напоминали детей, игравших в «папу» и «маму».

Постепенно беседа стала более естественной, мы поговорили о Жюле, о нас, даже немного поулыбались. Все вроде было как раньше, но не таким легким, чуть ущербным. Мы словно потеряли ту часть невинности, что еще оставалась в нас от детей, которыми мы когда-то были. Теперь мы окончательно повзрослели, и самым жестоким образом.

Вернулись мы не поздно. Жюль уже спал, твой брат ушел, и у нас обоих в мыслях промелькнуло одно и то же: мы не занимались любовью уже четыре месяца.

По твоему желанию я погасил свет. Было приятно вновь почувствовать твое тело, кожу. Мы цеплялись друг за друга, словно за саму жизнь. Мы ласкали друг друга, ты целовала мое тело, я вдыхал запах твоей шеи, ты стонала, и у меня кружилась голова. Но постепенно я заметил, как твое тело напряглось. Несколько минут ты оставалась неподвижной, потом осторожно отстранилась.

Ты сказала, что не можешь, что это все из-за твоего тела. Я ответил, что понимаю. Тебе непременно хотелось узнать, не рассердился ли я? «На что, по-твоему, я мог бы рассердиться?» – возразил я. «На все» – был ответ.

Я изо всех сил сжал тебя в объятиях. Ты ненавидела свое тело, не сумевшее защитить нашего ребенка. Как бы хотел я найти нужные слова, чтобы тебя разубедить, но они не приходили. Я совершенно не злился на тебя: ты нисколько не была виновата в том, что случилось. Сомнений в этом у меня не было. Но я и сам больше не мог уже дотронуться до твоего живота без мысли о той, которой он раньше принадлежал.

· Глава 69 ·

На кладбище оказалось совсем мало народа. У Голубки почти не было друзей. На траурной церемонии присутствовали только мы – ее семья, да еще представитель дома престарелых.

Мама находилась в страшном состоянии, от горя ноги у нее подкашивались, так что мы с отцом поддерживали ее с двух сторон.

В среду, как всегда по вечерам, с тех пор как Голубку выписали из больницы, мама к ней заскочила. Найдя мать в отличной форме, в свойственном ей боевом настроении, она быстро ушла, сказав: «До завтра!»

Однако тем же вечером у Голубки случился повторный, более тяжелый инсульт, лишивший ее жизни.

Мне редко приходилось видеть, как плакала мама, последний раз – на похоронах моей дочери. Она выглядела такой беззащитной, что казалось, будто черное платье сейчас окончательно растворит ее в себе.

Брат положил мне руку на щеку. А я и не почувствовала даже, что по ней текли слезы.

С Голубкой мы никогда не были близки. Она прожила свою жизнь так, словно задалась целью оттолкнуть от себя всех, кто хоть сколько-нибудь мог ее полюбить. И при всем этом она была очень талантлива. Мне будет здорово не хватать ее едких замечаний во время семейных посиделок, однако грустила я совсем не поэтому. Скорее мне очень хотелось утешить маму, но я знала ее так плохо, что не представляла, как это сделать.

3 марта 2013 года

Пока ты была на работе, я зашел в аптеку. На улице я выбросил в урну рецепт и поспешил домой, чтобы припрятать лекарство.

Когда я сказал психиатру, что мне никак не удается встать на ноги, он порекомендовал мне курс антидепрессантов. Сначала я отказался, но потом все же решился. Ведь когда хромают, то используют костыли. Почему бы и мне не начать чувствовать себя лучше?

Но я не хотел, чтобы ты об этом узнала. Я боялся, во-первых, испугать тебя, а во-вторых, твоего осуждения. Тебе в отличие от меня становилось все лучше и лучше. Твоим костылем стала рутина. Ты привыкла все раскладывать по местам, классифицировать, строить четкие планы. И без того ты всегда была более организованной, чем я, однако после несчастья это превратилось у тебя в манию. Теперь ты еще более рьяно стремилась контролировать все, чтобы ни в коем случае не оказаться застигнутой врасплох. Если бы ты узнала, что я прибегаю к медикаментам, ты бы меня не поняла.

Нужно было спрятать лекарство где-нибудь повыше, чтобы его не смог достать Жюль. И в то же время в таком месте, куда ты никогда не залезала. Я отправился в комнату Амбры и спрятал коробочку под крохотными боди на верхней полке шкафчика. Кончиками пальцев я вдруг что-то нащупал там. Картон. Вытащив его, я на несколько секунд потерял разум.

Это была точно такая же коробочка с антидепрессантами, как моя. На ней были написаны дозировка и твои имя и фамилия.

Несколько минут я разглядывал две одинаковые коробочки. Раньше мы никогда не стали бы скрывать этого друг от друга. Мы переживали одну и ту же боль, но не разделяли ее. Слишком сильно желая щадить один другого, мы начали отдаляться.

· Глава 70 ·

– Кажется, я начинаю свыкаться с мыслью, что он может никогда не вернуться.

Слетевшие с губ слова удивили меня саму. Словно мое тело знало о некоторых вещах еще до того, как они попадали в мозг. На лице доктора Паскье появилось довольное выражение каменщика, отлично положившего кладку.

– А помните нашу первую встречу? – спросил он. – Я тогда говорил вам о различных этапах траура. Принятие – последний.

– Я не уверена, что на самом деле нахожусь на этом этапе, однако у меня больше нет желания перерезать себе вены, держа в другой руке его фотографию.

Он испустил смешок, прежде чем вновь обрести вид искушенного профессионала.

– Внутреннее согласие отпустить вовсе не означает прекратить любить. В этом никакая терапия вам помочь не сможет. На это способно только время. Ваша идея отправлять ему общие воспоминания в виде писем мне кажется удачной. И то, что он поступил подобным образом, тоже очень хорошо. Я использую этот опыт с другими пациентами в подобной ситуации, непременно.

– А комиссионные?

– Теперь не подлежит сомнению, что вы окончательно выздоровели. Если серьезно, то это просто отличная идея, поскольку она позволила вам пережить очень важные моменты вашей истории и научиться противостоять им. У вас двоих оказалось абсолютно разное видение вещей. Вы, разумеется, благодаря вашему инстинкту самосохранения, оставили в памяти только самые лучшие воспоминания. В случае с вашим мужем все вышло по-другому: драма, которую вы с ним пережили, одержала верх над всем остальным.