Читать книгу "От Великой княгини до Императрицы. Женщины царствующего дома - Нина Молева"

«Домострой» будет написан при Алексее Михайловиче, и его обстоятельные рекомендации повторят выводы измайловского хозяйства, переведут его на язык общедоступных практических советов. И как беречь яблони от мороза, и как подсевать под ними или на межах траву «барщ», которая круглый год годится в еду. (Что за таинственная трава, для чего она употреблялась, — мы не знаем до сих пор, как не знаем и что такое рейнзат.)

И как растить дыни. Этот совет некий секретарь австрийского посольства запишет с особой тщательностью: «Посадивши дыни, русские ухаживают за ними так: каждый садовник имеет две верхние одежды для себя и две для покрышки дынь. В огород он выходит в одном исподнем платье. Если чувствует холод, то надевает на себя верхнюю одежду, а покрышкою прикрывает дыни. Если стужа увеличивается, то надевает и другую одежду, и в то же время дыни прикрывают другою покрышкой. А с наступлением тепла, снимая с себя верхние одежды, поступает так же и с дынями».

Но чего нет в Измайлове, того нет — пышности и благолепия. Нет, не настоящий это царский дворец! Все о хозяйстве, все для хозяйства. Поэтому можно точно узнать, что в 1665 году здесь разработал часовой мастер Андрей Крик «образец, как водой хлеб молотить», а часовщик Моисей Терентьев иной «молотильной образец».

Инженер Густав Декентин установил на Льняном дворе «колесную машину» для обработки льна, а по проекту дворцового аптекаря Данилы Гурцына соорудили стеклянный завод. Даже иностранные послы признавали, что производил он стекло добротное и чистое. А ведь это первые механизмы в русском хозяйстве! Зато царские «забавы» наперечет. Немного цветов, да на перекрестках дорожек расписанные «чердачки» — беседки. Только они и отличали измайловский сад от обычного «делового», который бывал при каждом сколько-нибудь зажиточном хозяйстве. Вот и все.

И еще были щуки — щуки с золотыми сережками. Они приплывали по звонку и корм брали почти из рук. Щуками «баловалась» еще царевна Софья с сестрами. Только как же прозаично, обыденно это выглядело. В Измайлове было 37 копаных прудов — все хозяйственного назначения, прежде всего для разведения рыбы. В один были запущены карпы, в другой — стерляди, в третьем — лини, потом окуни, караси, плотва. Щуки тоже разводились в отдельном пруду на хозяйственную потребу, а золотые сережки служили простой меткой — этих, ручных, не вылавливать.

Об Измайлове можно рассказывать еще долго, но ведь мы начали разговор о «факции», о загадочном участии в ней царевны Прасковьи. Через нее, ее судьбу, вошла в рассказ и малоизвестная широкому читателю судьба Измайлова.

Детство «в сельскохозяйственной Академии Древней Руси», как назвал Измайлово И.Е. Забелин, юность в толчее царского представительства. У Петра еще не было своей семьи. Первая жена уже в ссылке, будущая, Екатерина I, еще не появилась. Обязанности царицы исполняет Прасковья Федоровна, вдова брата, приветливая, ровная в обращении, «угодная» Петру. К ней он обязывает приезжать представляться иностранцев, придворных, чтобы поздравлять с победами русского оружия. Она присутствует на всех ассамблеях и держит открытый дом в Измайлове. Корнелис де Брюин один из многих, кому довелось там побывать. Тесен и неудобен дворец — одноэтажный, сводчатый, с толстыми решетками на окнах. Единственное его украшение — две остроконечные башенки при въезде во двор да голландские куранты на одной из них. Петра подобные обстоятельства не смущали. А царевны — царевны ждали. Впереди было замужество с кем-то из иноземных правителей, наверное, так решит Петр. Но для Прасковьи все обернулось иначе.

…Дипломат спешил с донесениями. Так спешил, что не жалел каждый день посылать из Петербурга курьеров. Скандал во дворце. Пытки в спальне самого Петра. Опала любимого денщика. Гнев на Меншикова.

Французский полномочный министр Кампредон графу де Морвилю: «14 октября 1724 года. При царском дворе случилась какая-то неприятность, угрожающая, кажется, немилостью некоторым министрам и любимцам царя. Мне не удалось еще узнать, в чем дело. Достоверно только, что некто, по имени Василий, был три раза пытаем в собственной комнате царя, тотчас же после разговора государя с Ягу-жинским. Называют Мамонова, майора гвардии, пользовавшегося до сих пор большою милостию князя Меншикова, Макарова, секретаря Кабинета и даже Остермана». 21 октября Кампредон пишет: «Оказывается, царевна Прасковья родила мальчика в Москве. Она не показывается теперь. Василий, любимый паж царя, отделался довольно тяжким наказанием, но снова попал в милость на другой же день; слуга его приговорен к каторге, а что постигнет Мамонова — пока еще неизвестно». Итак, Мамонов — отец ребенка.

Незаконнорожденный ребенок у царевны, да еще мальчик, — значит, лишний претендент на престол! И все это при тогдашних взглядах, при неукротимом нраве Петра! Конечно же монастырь, ссылка, батоги…

Но не случилось ничего. Мертвое молчание в придворных кругах, никаких наказаний виновным. Больше того! Прасковья венчается с Дмитриевым-Мамоновым, так звучала полная фамилия избранника, только брак остается до конца ее дней «необъявленным». Никаких упоминаний о нем не найти в генеалогических сборниках и царственных родословных книгах. Нет никаких упоминаний и о ее сыне. Остался только начатый и недописанный Андреем Матвеевым портрет — детская головка с сумрачным взглядом широко открытых темных глаз. Как об этом позаботился? И Петр, и все последующие монархи.

Как теперь, спустя столько лет, разгадать, что же произошло с Прасковьей? Откуда взялась в ней эта смелость, эта решимость отстоять свои права? Хотя какие права. Никаких прав не было и не могло быть. Если разобраться в дворцовых архивах, нетрудно увидеть, что готовилась она к этому шагу долго и обстоятельно. Она даже решает вопрос о разделе имущества с сестрами и для этого дает хорошую взятку любимой горничной Екатерины I — «чтоб похлопотала».

К моменту начала скандала положение Прасковьи Иоанновны более чем сложно. Ее мать, Прасковья Федоровна, к тому времени уже потеряла свое влияние: у Екатерины I свои дочери. Это их судьбой предстоит в первую очередь заниматься Петру.

Да и Петр недоволен племянницами. Анна овдовела сразу после свадьбы, и только непреклонное решение Петра заставляло ее жить в Курляндии, без власти и средств, которые ей скупо и редко давал русский двор. Екатерина и вовсе, прожив несколько лет с мужем, самовольно вернулась со своей единственной дочерью в Россию. Ее не остановил даже гнев Петра: не ужилась, и все тут. Две неудавшиеся герцогини — это уже было слишком. А тут еще Прасковья.

Правда, с возвращением Екатерины Иоанновны, кажется, чуть-чуть оживает Измайлово. Екатерина старается заманить в него побольше гостей, но едут они, особенно иностранцы, неохотно: хозяйки скудно кормят, а то ненароком и вовсе забывают поставить столы. Немного помогают театральные представления. Екатерина и Прасковья сами занимаются ими, набирая исполнителей и из числа знатных, и из прислуги, сами возятся с текстами и гримом. Но и здесь сказываются всегдашние измайловские нехватки — нет специальных костюмов (у гостей приходится срочно отбирать парики!), свет горит только на сцене, и при закрытии занавеса зрители погружаются в полную темноту. А танцы? Танцевать-то негде. Приходится использовать спальни всех обитательниц.