Читать книгу "История философии. Древняя Греция и Древний Рим. Том I - Фредерик Коплстон"

4) Другой аргумент приводится в ответе Сократа на возражения Кебета. (Я уже ранее говорил о том, как Сократ отверг предположение Симмия о том, что душа – «вторична» по отношению к телу.) Кебет высказывает предположение о том, что, сменив в процессе своего существования несколько тел, душа «изнашивается» и в конце концов окончательно погибает вместе со смертью последнего тела. На это Сократ приводит еще один аргумент бессмертия души. Все его собеседники признают существование Форм. Однако присутствие одной Формы исключает присутствие другой, так же как и наличие объекта, причастного к этой Форме, не допускает присутствия противоположной Формы; к примеру, хотя мы не можем сказать, что огонь – это теплота, тем не менее огонь теплый, и мы не можем одновременно назвать его холодным. Душа как сущность причастна к Форме Жизни, а потому не допускает присутствия противоположной Формы, или Смерти. Когда же смерть приближается, душа должна либо погибнуть, либо удалиться в другое место. То, что она не погибает, уже доказано. Строго говоря, этот аргумент нельзя рассматривать как довод в пользу неуничтожимости души, поскольку ее божественная природа признана всеми. Сократ понимает слова Кебета так, что он признает божественную природу души, но считает, что она может «износиться» и погибнуть. В своем ответе Сократ показывает ему, что божественное начало не может истощиться.

5) В «Государстве» Сократ утверждает, что вещь может быть разрушена или уничтожена только посредством какого–либо порока, присущего ей. Пороками души являются «неправедность, невоздержанность, трусость, невежество», но они не разрушают ее – мы все знаем, что несправедливый человек может жить столько же, сколько справедливый, и даже дольше. Но если душу не могут уничтожить даже ее собственные пороки, то абсурдно было бы предполагать, что ее может погубить какое–нибудь внешнее зло. (Этот аргумент свидетельствует о дуализме психологии Платона.)

6) В диалоге «Федр» Сократ говорит, что вещь, сообщающая движение другому или приводимая в движение другой вещью, может прекратить свое существование, подобно тому как она прекращает свое движение. Душа же движет саму себя; она служит источником и началом движения для всего остального, а то, что является началом, не имеет возникновения, ибо если бы оно возникло из чего–либо, то не смогло бы стать началом. Но оно не имеет возникновения и потому неуничтожимо, ибо, если бы душа, или начало движения, вдруг погибла бы, то все небо и вся земля, «обрушившись, остановились бы».

Но поскольку душа – источник движения, то она существует вечно (раз все движимое самим собою бессмертно), но это совсем не доказывает бессмертия каждой отдельной человеческой души. Из этого аргумента вытекает лишь то, что каждая конкретная душа – это эманация Мировой Души, в которую она возвращается после смерти тела. Однако, читая «Федона» в целом и мифы в диалогах «Федон», «Горгий» и «Государство», нельзя избавиться от ощущения, что Платон верил именно в личное бессмертие. Более того, отрывки вроде тех, где Сократ говорит об этой жизни как о подготовке к вечности, а также замечание Сократа в диалоге «Горгий» о том, что Еврипид, скорее всего, прав, утверждая, что жизнь на земле – это смерть, а смерть – это жизнь (замечание совершенно в орфическом духе), вряд ли позволяют нам предположить, что Платон, говоря о бессмертии, имел в виду бессмертие только разумной части души без сохранения сознания своей личности и тождественности самому себе. Разумнее было бы предположить, что Платон мог бы согласиться с Лейбницем, когда тот вопрошал: «И какая была бы вам польза, сэр, от того, что вы стали бы императором Китая, позабыв о том, кем вы были? Разве это не означает, что Бог, убивая вас, создает в то же время императора Китая?» (цитируется по книге Дункана «Философские работы Лейбница»).

Рассматривать мифы в подробностях нет никакой необходимости, ибо они представляют собой художественное изложение истин, которые Платон хотел донести до читателя, а именно что душа сохраняется после смерти и что ее последующая жизнь зависит от ее поведения на этой земле. Мы не знаем, принимал ли Платон всерьез идею последующих реинкарнаций души, описанную в мифах: в любом случае для души философа существует надежда выбраться из колеса реинкарнаций, в то время как неисправимые грешники будут ввергнуты навечно в Тартар. Как уже упоминалось выше, описание будущей жизни в мифах не согласуется с утверждением Платона о том, что только разумная часть души сохраняется после смерти, и в этом смысле я согласен с Риттером, который говорит: «Нельзя с уверенностью утверждать, что Платон был убежден в бессмертии души, о котором он пишет в мифах диалогов «Горгий», «Федон» и «Государство».

Таким образом, психологическую доктрину Платона нельзя назвать тщательно разработанной системой согласующихся между собой «догматических» утверждений, поскольку интересы философа лежали главным образом в сфере этики. Однако это вовсе не говорит о том, что Платон не был тонким психологом – в текстах диалогов встречается много очень точных психологических наблюдений, – стоит только вспомнить, как он описывает процесс забывания и припоминания в «Теэтете» или различие между памятью и воспоминанием в «Филебе».

Глава 21

Этическая теория

Высшее благо (Summum Bonum)

Этика Платона носит эвдемонический характер – она направлена на достижение высшего блага для человека, в обладании которым и заключается истинное счастье. Под высшим благом Платон понимал развитие человеческой личности как рационального и нравственного существа, правильное воспитание души и общее гармоничное благополучие жизни. Человек счастлив, когда его душа находится в таком состоянии, в каком ей надлежит быть. В начале диалога «Филеб» Протарх и Сократ занимают совершенно противоположные позиции по этому вопросу. Оба они согласны, что благо должно стать состоянием души, однако Протарх считает, что благо заключается в удовольствии, а Сократ – в мудрости. Сократ выдвигает аргументы, что удовольствие, как таковое, не может быть единственным источником истинного блага, ибо жизнь, проведенная в однообразных удовольствиях (имеются в виду телесные удовольствия), в которых не участвуют ни ум, ни память, ни знание, ни истинное мнение, – «это жизнь не человека, но моллюска или устрицы». Даже Протарх не пожелал бы человеку такой судьбы. С другой стороны, жизнь, проведенная в одних размышлениях, лишенная удовольствий, тоже не может стать источником блага; конечно, интеллект – это величайший дар человека, а интеллектуальная деятельность (в особенности созерцание Форм) является самой важной функцией человеческой души, но человек – это не голый интеллект. Поэтому хорошей может быть только «разнообразная жизнь», а не жизнь, проведенная в одних только умственных занятиях или, наоборот, чувственных удовольствиях. Итак, Платон не считал удовольствием отсутствие боли, он признавал не только интеллектуальные удовольствия, но и радости, состоящие в удовлетворении человеческих желаний, при условии их невинности и умеренности. Подобно тому как мед и вода, смешиваясь в нужной пропорции, образуют приятный напиток, так и удовольствия должны в определенной пропорции смешиваться с интеллектуальной деятельностью, чтобы сделать жизнь счастливой.