Читать книгу "Восхождение Ганнибала - Томас Харрис"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он бросил кошку в воду, и привязанная к ней веревка змеей скользнула следом. Ганнибал спрыгнул на берег и пошел прочь через поля. Назад он не оглядывался. Когда он прошел метров четыреста, грохнул взрыв. Он почувствовал, как взрывная волна ударила его в спину, и воздух с шумом пронесся над ним. Осколок металла упал в поле позади него. Судно яростно пылало в канале, в небо столбом летели искры, закручиваясь спиралью в исходящем от огня жаре. Следующие взрывы развалили горящие бимсы и швырнули их, кувыркающихся, в воздух, когда рванули головки остальных фаустпатронов.
С расстояния в милю он видел вспышки проблесковых маячков полицейских машин возле шлюза. Назад он не пошел. Он направился дальше через поля, и его нашли уже после восхода солнца.
Обращенные на восток окна штаб-квартиры парижской полиции в теплые месяцы года во время завтрака обычно сплошь оккупировали молодые полицейские в надежде увидеть Симону Синьоре[86], пьющую утренний кофе на террасе своего дома, выходящего на соседнюю площадь Дофина.
Инспектор Попиль подошел к своему столу, не подняв взгляда даже тогда, когда разнеслась весть, что двери на террасу киноактрисы открылись, и остался невозмутим, когда раздался всеобщий стон – на террасе появилась всего лишь служанка, вышедшая полить цветы.
Его собственное окно было распахнуто, до него доносились отдаленные звуки коммунистической демонстрации на набережной Орфевр и на Новом мосту. Демонстранты – по большей части студенты – скандировали: «Свободу Ганнибалу! Свободу Ганнибалу!» Они несли плакаты «Смерть фашизму!» и требовали немедленного освобождения Ганнибала Лектера, который теперь стал в некотором роде знаменитостью. Читатели в своих письмах в «Юманите» и «Канар эншен» защищали его, а «Канар» даже опубликовала фотографию горящих остатков «Кристабель» с подписью «Людоеды поджариваются».
Трогательные детские воспоминания о блестящих результатах коллективизации, также опубликованные в «Юманите» в виде статьи за подписью самого Ганнибала, были контрабандой вынесены из тюрьмы и добавили ему популярности среди сторонников коммунистов. Он с такой же готовностью написал бы и для изданий самого крайне правого толка, но правые были не в моде и не могли выйти на демонстрацию в его поддержку.
Перед Попилем лежал меморандум из прокуратуры с запросом, какие именно обвинения можно реально предъявить Ганнибалу Лектеру. В свете царящих настроений возмездия – l’epuration sauvage[87], – сохранившихся после войны, приговор за убийство фашистов и военных преступников должен был быть абсолютно обоснованным, но даже полностью справедливый, он все равно будет политически непопулярен.
Убийство мясника Поля Момуна имело место много лет назад, и единственной уликой служил аромат гвоздичного масла, отмечал прокурор. «Поможет ли взятие под стражу этой женщины Мурасаки? Может быть, ее можно обвинить в тайном сговоре и соучастии?» – спрашивал прокурор. Инспектор Попиль отверг идею об аресте женщины Мурасаки.
Конкретные обстоятельства смерти ресторатора Кольнаса, или «скрывающегося фашиста, ресторатора и дельца черного рынка», как его именовали газеты, так и не были выяснены. Да, на его темечке имелась дыра непонятного происхождения, а его язык и небо были проткнуты неизвестными лицами. Он стрелял из револьвера, что подтверждено парафиновой пробой.
Мертвецы в плавучем доме превратились в пепел и прах. О них было известно, что это похитители людей и торговцы живым товаром, «белыми рабами». Разве не был обнаружен фургон с двумя пленными женщинами – на основании данных о его номерных знаках, сообщенных «этой женщиной Мурасаки»?
У молодого человека не было никакого криминального прошлого. Он был первым в своей группе на медицинском факультете.
Инспектор Попиль посмотрел на часы и пошел по коридору в камеру номер 3, лучшую из всех камер для допросов, потому что в нее попадал хоть какой-то солнечный свет, а все граффити на ее стенах были замазаны толстым слоем белой краски. Возле двери в камеру стоял охранник. Попиль кивнул ему, и тот отодвинул засов, впуская инспектора внутрь. Ганнибал сидел за пустым столом в центре камеры. От его щиколотки к ножке стула тянулась цепь, руки были прикованы к кольцу на столе.
– Снимите эти железки, – велел Попиль охраннику.
– Доброе утро, господин инспектор, – поздоровался Ганнибал.
– Она уже здесь, – сообщил ему Попиль. – Доктор Дюма и доктор Руфен приедут после обеда. – И Попиль оставил его одного.
Теперь Ганнибал мог встать на ноги, когда леди Мурасаки вошла в камеру.
Дверь за ней затворилась, она отвела руку за спину и приложила ладонь к двери.
– Ты спал? – спросила она.
– Да. Со сном все в порядке.
– Чио шлет наилучшие пожелания. Пишет, что очень счастлива.
– Рад это слышать.
– Ее приятель закончил университет, и теперь они помолвлены.
– Очень за нее рад.
Пауза.
– Они занялись выпуском мотороллеров, таких маленьких мотоциклов, создали совместное предприятие с двумя братьями. Шесть уже выпустили. Она рассчитывает, что они смогут выпускать больше.
– Конечно, будут… я сам у них один куплю.
Женщины быстрее мужчин чувствуют наблюдение со стороны – это умение составляет часть их инстинкта выживания; да и желание они распознают тут же. Или его отсутствие. Она ощутила произошедшую в нем перемену. В глазах его чего-то недоставало.
На память пришли слова, написанные ее далекой прапрапрабабкой, тоже Мурасаки Сикибу, и она произнесла их вслух:
Ганнибал ответил в классическом стиле принца Гэндзи:
– Нет, – сказала леди Мурасаки. – Нет. Теперь остался один лед. Все ушло. Разве нет?
– Вы для меня – самое любимое существо в мире, – сказал он вполне правдиво.
Она поклонилась ему и вышла из камеры.
В кабинете Попиля она обнаружила доктора Дюма и доктора Руфена, погруженных в разговор.
Доктор Руфен взял ладони леди Мурасаки в свои.
– Вы говорили мне, что у него внутри все навсегда замерзло, – сказала она.
– Вы тоже это почувствовали? – спросил Руфен.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Восхождение Ганнибала - Томас Харрис», после закрытия браузера.
