Читать книгу "Девушка в тумане - Донато Карризи"

Флорес изобразил, как он вытягивал рыбу.

– Острую боль в левой руке я принял за судорогу от напряжения и продолжал тянуть. Когда же боль распространилась по всей грудной клетке и засела в грудине, я понял, что со мной что-то не то. Я упал на спину и почти потерял сознание. Помню только, что рядом на траве лежала крупная рыбина и, задыхаясь, смотрела на меня. Мы оба умирали.

Он рассмеялся:

– Глупая ситуация, правда? Я был молод, мне едва исполнилось тридцать два года, да и этот экземпляр был в расцвете рыбьих сил. Последний оставшийся во мне кусочек воздуха я истратил на то, чтобы позвать на помощь. На мое счастье, поблизости по лесу проезжал егерь.

Он указал на стену:

– Вот та самая рыбка.

– И какова же мораль истории?

– А нет никакой морали. Просто с тех пор каждый раз, как мне удается поймать радужную форель, она заканчивает свой жизненный путь на этой стенке. Я сам делаю из них чучела. У меня в полуподвале есть специальная лаборатория.

Фогеля все это позабавило.

– А вот мне бы хотелось сделать чучело из Стеллы Хонер. Эта гарпия меня как следует поимела. Можно подумать, что похититель Анны Лу не только меня втянул в эту историю…

Флорес снова посерьезнел:

– Я полагаю, ваше присутствие нынешней ночью в Авешоте – не простая случайность. И авария произошла потому, что вы от чего-то спасались бегством.

– Привлекательная гипотеза, – согласился Фогель. – А если точнее: от чего я спасался бегством?

Флорес откинулся на спинку кресла.

– То, что вы в состоянии шока, – вранье. То, что вы потеряли память, – тоже вранье… Вы помните каждую подробность. Разве не так?

Фогель снова сел на стул и бережно провел рукой по своему кашемировому пальто, словно хотел удостовериться в мягкости ткани.

– Наверное, я действительно потерял все, потому что во мне зародилась одна глубокая мысль. Впервые в жизни я подумал не только о собственной выгоде.

– И что же это была за мысль, если она навсегда изменила ваше восприятие?

– Маленькое «о», нарисованное на левой руке шариковой ручкой, – сказал Фогель, обведя в воздухе кружок, словно рисуя букву. – Когда я в первый раз прочитал это место в дневнике Анны Лу, я как-то не подумал о бедном Оливере. Он пришел мне на ум позже.

– Бедный Оливер?

– Да, тот мальчик, что не отважился поцеловать ее летом, что-то потерял. Он тоже утратил нечто, как и все остальные – и семья девочки, и все, кто был с ней знаком. Но в отличие от них он об этом не знает и не узнает никогда… Может быть, Анна Лу мертва, но вместе с ней умерли дети, которые у нее уже никогда не родятся, и внуки… Поколения и поколения, которых не будет на свете. И все эти души, пленники небытия, заслуживали лучшего… по крайней мере, мести…

Флорес почувствовал, что настал момент истины:

– Кому принадлежит кровь на вашей одежде, спецагент Фогель?

Тот поднял голову, и лицо его осветила ясная улыбка.

– Я знаю, кто убийца, – сказал он, и глаза его блеснули. – И нынче ночью я убил монстра.

31 января

Тридцать девять дней после исчезновения

Содержание под стражей не отменили.

После сенсационного сообщения Стеллы Хонер Мартини еще десять дней должен был провести в тюрьме. Это время требовалось властям, чтобы собрать доказательства, что виновным в предполагаемом убийстве Анны Лу Кастнер был серийный маньяк, имевший страсть к рыжим девочкам, который снова взялся за старое после необъяснимого перерыва в тридцать лет.

«Человек тумана».

Имя, данное ему Беатрис Леман, сразу понравилось СМИ, которые снова ревностно занялись этим делом. Перелом в расследовании получил шумную огласку, и публика еще не насытилась.

Мартини эти десять дней провел в состоянии почти полного безразличия, на койке тюремной больницы. Официальной причиной того, что его до сих пор не освободили, объявили состояние здоровья. На самом же деле – и он это прекрасно знал – власти надеялись, что следы побоев исчезнут раньше, чем учитель появится на публике. Их можно было понять: Леви уже пригрозил, что разоблачит начальника тюрьмы и доведет это дело до сведения министра.

Когда Мартини сказали, чтобы он собрал вещи, потому что за ним пришли родственники, он не поверил. Он с трудом встал и принялся укладывать вещи в большую сумку, поставив ее на кровать. Правая рука у него была в гипсе, и переломанные ребра тоже все еще болели. От давящей повязки то и дело перехватывало дыхание, и приходилось останавливаться. Вокруг левого глаза и до самой щеки растеклась лиловая гематома, которая снизу начала отсвечивать желтым. Все тело покрывали синяки, но бо́льшая часть из них уже почти рассосалась. Верхняя губа была рассечена и явно требовала нескольких стежков. Зато рана на левой руке, полученная еще в день исчезновения Анны Лу, зажила полностью.

Около одиннадцати явился охранник и объявил, что начальник тюрьмы подписал приказ об освобождении, присланный ему прокурором Майер, а потому учитель может идти. Мартини передвигался с костылем, охранник взял у него сумку и проводил по коридорам до зала, где происходили свидания заключенных с родственниками. Путь показался ему бесконечным.

Когда дверь открылась, Мартини увидел жену и дочку, которые ожидали его с трепетом. Однако взволнованные улыбки на их лицах быстро сменились выражением смятения и ужаса. Адвокат Леви пытался подготовить их к тому, что они увидят, но, когда они увидели, вся подготовка пошла насмарку. Да и вряд ли кому удалось бы сохранить спокойствие. И дело было не в костыле и не в сизом от синяков лице. Они вдруг поняли, что перед ними совсем другой человек, не тот, кого они знали раньше. Он похудел на двадцать кило, щеки ввалились, кожа под подбородком обвисла, хотя он и пытался ее прикрыть отраставшей бородкой. Этот сорокатрехлетний человек выглядел как глубокий старик.

Мартини, хромая, пошел им навстречу, изобразив на лице лучшую из улыбок. Клеа и Моника наконец опомнились от шока и бросились к нему. Они долго и молча плакали, прижавшись к нему, а он целовал обеих своих женщин в склоненные ему на грудь затылки и гладил по волосам.

– Все кончилось, – сказал он.

Все кончилось, сказал он себе, хотя еще и не мог в это поверить.

Потом Клеа подняла на него глаза, и они посмотрели друг на друга, словно узнавая заново. Лорис понял смысл этого взгляда. Она просила у него прощения за то, что бросила его в тяжелый момент, и за то, что усомнилась в нем. Мартини кивнул, и оба поняли, что он все простил.

– Поехали домой, – сказал учитель.

Все сели в «мерседес» Леви. Адвокат устроился спереди рядом с водителем, а они трое – на заднем сиденье. Им удалось улизнуть от репортеров, выйдя через запасной выход. Но когда машина с тонированными стеклами выехала на улицу, впереди ее ожидало очередное скопление телекамер и лес микрофонов, за которым толпилось порядочное количество любопытных.