Читать книгу "Дивизия особого назначения. Освободительный поход - Фарход Хабибов"

– Ну, на русском так на русском, только я не русский офицер. Я командир Красной Армии, капитан РККА Любимов Виталий Игоревич. Думаю, наш Елисеев очень рад будет поговорить с вами, вы, наверно, сами понимаете, что полковника с майором я хоть щас могу расстрелять. Но вот вы очень вкусный трофей, и вас мы будем колоть до победного конца.

– Исходя из Женевской конвенции и принципов гуманности, господин капитан, вы не смеете меня «колоть».

– Опа, какой прыткий и какой начитанный, вам материалы Нюрнбергского трибунала не огласить?

– Что за Нюрнбергский трибунал? Не понял вас, господин Любимов.

– Во-первых, я ТОВАРИЩ капитан, во-вторых, мы не регулярная часть РККА, мы ПАРТИЗАНЫ, и потому мы плевали/чихали (и еще кое-чего, но тут нельзя это написать, ну на чем именно я видел и на чем именно вертел эти конвенции) на Женевскую конвенцию (а также на Гаагскую и все остальные). Кроме того, какое вы имеете право говорить о конвенции, ваша страна БЕЗ ОБЪЯВЛЕНИЯ войны напала на нас и вероломно БОМБИЛА наши города, причем бомбили и гражданских лиц. Да и конвенции вы, товарищи фашисты и немцы-перцы-колбасы, ни хрена не соблюдаете ни одну. Так что лично для меня и для наших бойцов вы всего ЛИШЬ БЕШЕНЫЕ СОБАКИ, которых надо ИСТРЕБЛЯТЬ. Кстати, Артурас, переведи и этим красавчикам мои слова, я думаю, им будет интересно.

Артур стал переводить, и в речи его послышались такие обороты, как «херр оберст».

– Артурыч, че за дела? Ты че этих херов обзываешь херрами, они для нас НЕ ГОСПОДА и ими НИКОГДА НЕ БУДУТ. Обращайся к ним просто по фамилиям или по званиям, и плевать на вежливое обращение, и ваще к ним на «ты». Мы не рабы, рабы не мы, понял?

Дальше в речи Артурчика, херов, уже не наблюдалось, и, закончив переводить, он посмотрел выжидательно на меня, мол, что дальше?

– Поэтому ЛЮБОЕ сопротивление, ЛЮБОЕ нарушение, ЛЮБОЙ отказ нами будет наказываться одинаково: казнью через повешение! Мы у вас научились, правда, вы не всегда вешали, иногда и стреляли, и таки газовые камеры любите, Зою вон повесили, суки. (Черт, Зою Космодемьянскую немцы убили вроде позже.)

При этом у меня лицо было кровожадное, как у воображаемого эмира Тимура при приказе срубить сотню тысяч голов и построить башню. На фрицев подействовало, глазки стали беспокойными и дыхание аритмичным, даже немного завоняло углеводородами (или сероводородами?).

А когда мои слова немцам перевел Артур, так они еще больше увяли, только воинственный полковник стал чего-то трындеть, и Артур начал перевод в обратную сторону.

– Я полковник доблестного Вермахта и не позволю разговаривать со мной таким образом подлому унтерменшу, русской свинье, приказываю всем вам сдать оружие и признать победоносную германскую власть.

Пока Артур переводил, я молчал, а тут сразу всосал смысл речи немчика и чисто инстинктивно шарахнул немца в лицо сапогом (ногой то есть, а на ней же сапог). Правда, мысленно, в реальности не имею я права пинать это арийское быдло.

Тут в окно вижу проходящего мимо по своим делам Йигитали, стучу в окно, и парень, заметив меня, останавливается. Знаками показываю на дверь. И дверь, скрипнув, пропускает потомка Чингисхана (реально, конечно, это не так, но внешне еще как так). И по-узбекски говорю ему:

– Укам бу онасини эмагурлар хеч гапиришни хохламаяпти. Бир куркитиб куинглар чавандозлар орасига олиб бориб. Салгина булса хам акл кирсин, итваччаларга. Айникса мана бу хуппа семиз молбашарасига[246].

При этом указываю на хера полковника.

Йигитали обучен как надо, потому, вытащив свой кривобокий меч-ятаган, взмахивает и на плохом русском (тоже спецом) говорит:

– Хади впирет сука немис, хади я тувой мама рот таптал, и твой дом, труба шатал.

Еще взмах сабли-катаны, и фуражка с высокой тульей, принадлежащая полковнику, безнадежно испорчена, как и настроение с высокомерием оберста. Потому что устрашающий клинок промелькнул в сантиметре от хера Штирмайера, то есть не от хера этого херра, а от херра, тьфу, запутался.

В напутствие говорю нашему псевдочингизиду:

– Булар бизни узига кул килар экан, бизлар иккинчи навли одам экан, укам[247].

Йигитали не заставляет себя долго ждать и отвешивает мощного поджопника херру Штирмайеру, приговаривая:

– Ти сам у мене раб будишь немис-собака, я всю Гирманию таптат буду, ми не унтерменш, ми саветски щеловек, а кито унтерменшь, ти сичас узнаишь СУКА! Я твой мама карават шатал!

Выходим из пакгауза и направляемся к центру, ну, где ганомаг стоит, мой ночной приют, там Семенов с Прибыловым да товарищ Бусенко с Цыбиковым стоят, активно о чем-то переговариваясь, тут же стоит и Ахундов, но молчит, взгляд его устремлен, по-моему, в прошлое.

– Ну что, товарищи командиры? Какие планы?

– Товарищ капитан, все необходимые грузы уже погружены в машины и телеги, все, что не поместилось, оставляем, – докладывает Цыбиков.

– Как оставляем, зачем? Может, лучше сжечь?

– Расслабься, капитан, – говорит Семенов. – Все, что можно было, разрешили забрать полякам, само собой, классово близким, беднякам местным. Остальное Прибылов заминировал, да и людей предупредили, что будем взрывать, держитесь, мол, подальше.

– Ну, это лучше. Кстати, товарищи командиры, наш младшой поймал майора, полковника и начальника местного Абвера, как его отблагодарим за это?

– Да ты что, полковника видел, майора тоже, а абверовца где надыбали? – удивляется майор госбезопасности.

– Так мы его не дыбали, он сам объявился, притаился, сука, под видом денщика полковничьего, а Артурчик его и распознал. Артура, оказывается, данный капитан и закидывал к нам до войны.

– Так молодчага младшой, надо его к награде представить, – говорит Семенов.

– Фиг вам, товарищ майор госбезопасности, по товарищу Великову плачет трибунал, ведь он вместо выполнения приказа занялся самодеятельностью. И это есть нарушение Устава РККА. И я лично его накажу, потому что если каждый командир будет своевольничать, то немцы дойдут до Тихого океана.

– Слышь, Виталька, успокойся, не ругай парня и вообще отдай его мне, парень умен и инициативен и пригодится для диверсий. Давай я его подучу, и, когда улечу в Центр, у тя будет готовый начальник диверсионного отряда, они в связке с Выкваном таких тут дел наделают, – адвокатствует Игорь Романович.

– Ладно, черт с вами, победителей не судят, но младший лейтенант Великов, еще один раз ты будешь вольно трактовать приказ и играть в Запорожскую Сечь, или лично расстреляю, или сошлю, на фиг, в Центр. Понятно, махновый махровец?