Читать книгу "Грехи и мифы Патриарших прудов - Татьяна Степанова"

«На кухне. Ест».

Дочь действительно в это время загружала в мультиварку размороженные стейки, готовя программу «Жарка». Регина никогда по поводу еды с ней не спорила. Она уже привыкла, что ее покалеченная дочь-красавица, изменившаяся до неузнаваемости, теперь лишь спит, ест, справляет естественные надобности, редко выходит из дому, не наряжается, не красится, не интересуется парнями, не пишет посты в соцсетях, почти не смотрит телевизор и весьма аккуратно принимает все лекарства.

Узнав, что Пелопея дома, Платон попросил Регину спуститься на улицу: я здесь, у кафе, на углу… у нашего… Мне необходимо тебя видеть. Это срочно!

Регина надела кроссовки, накинула стильную шерстяную капу от Сент Джон и сказала дочери, что сходит в «зеленную лавочку» за фруктами и молочным.

Когда она подошла к бывшему мужу, тот окинул ее взглядом и открыл дверь кафе.

— Поговорим там.

Они прошли мимо витрины с десертами и заняли столик в углу. Регина скользнула взглядом по залу — тихо в «Донне Кларе», чинно. А когда-то очень давно было шумно, весело. Это самое первое из известных и почитаемых заведений на Патриарших. Своеобразный символ на уголке Спиридоньевского. Сколько здесь сижено-говорено…

Регина вспомнила, как они постоянно торчали в «Кларе» по выходным, когда купили квартиру. И до этого тоже приезжали не раз и не два. Именно сюда привез ее Платон после того, как они впервые провели ночь вместе, познакомившись на конкурсе «Мисс Москва». «Донна Клара» сначала была местом свиданий и флирта, а уж потом — тихих воскресных семейных обедов. Здесь они бросали с Платоном якорь по утрам после отвязной ночи, проведенной в клубе — в том самом некогда знаменитом «Цепеллине».

О, эти зимние утра на заре жизни, когда дышалось так легко и свободно и когда белый «Мерседес», как в стихах одного старого поэта, куртуазного маньериста, вез ее, без пяти минут первую красавицу Москвы, облаченную в меха и кружева, окутанную облаком дорогого парфюма. А молодая коренастая дворничиха в оранжевой жилетке, чистящая снег на тротуаре Малой Бронной, провожала ее непередаваемым взглядом, «утирая варежкой соплю»!

О время, о кабаки девяностых и сытых нулевых!

О молодость, о вечная «Донна Клара» на углу Спиридоньевского!

«И новая юность поверит едва ли, что мамы и папы здесь тоже…» блевали!

Платон привез ее сюда, в кафе, и в тот страшный день, когда ее била нервная дрожь, а перед глазами стояла та жуткая картина: они все на пролетах лестницы, толпой в гостинице «Россия». А на полу перед ними ползает и пронзительно визжит она… И клочья ее кожи, сожженные кислотой, лохмотьями сползают вместе с темными прядями некогда роскошных волос.

Тогда Платон спас ее — Регину. Забрал из кромешного ада, привез сюда, в «Донну Клару», и сказал: «Пора завязывать с конкурсом, выходи за меня замуж».

Так он сделал ей предложение в кафе на углу дома-«cтраха». Именно в тот день, и она согласилась, хотя была женщиной другого…

Сколько воды утекло с тех пор!

— Почему ты не поднялся в квартиру? Ло обрадовалась бы, она давно тебя не видела, — сказала Регина.

— Я хотел поговорить с тобой наедине.

Подошла официантка. Платон быстро заказал два кофе.

— Что произошло? — спросила Регина.

— Полицейские забрали мою жену.

Так он теперь изъясняется — мою жену.

— С какой стати? — спросила Регина.

— А это я у тебя должен спросить, — он вперил взгляд в ее глаза. — Феодора позвонила мне из полицейского управления. Ее там задержали, а забрали прямо из машины, когда она выехала за ворота нашего дома. Она в панике. А я… я пока даже не знаю, что делать — звонить адвокату, что ли?

— А в чем ее обвиняют?

— А это ты мне скажи, — зло бросил он. — Что ты наговорила про нее полицейским?

— Я ничего не говорила про твою жену, — Регина особо выделила два последних слова. — Мне вообще не до вас. У нас здесь такие дела — ты знаешь, что твои дочери, обе, едва избежали смерти?

— Как это?

— А вот так! — прошипела Регина. — Ящик упал на них с цветами, когда они вчера выходили из дома, чтобы идти на сеанс к психотерапевту. Грета провожала Ло, их чуть не убило, Платон!

— Ты вызвала полицию?

— Девчонка-полицейский, что приезжала ко мне с толстым полковником, была здесь, крутилась. Да от нее мало толка. Они все сочли это простым несчастным случаем.

— Почему ты не позвонила мне?

— А почему ты не звонишь? Почему ты не интересуешься жизнью Ло?

— Регина, я делал и делаю все возможное…

— Грета сказала мне вечером, что, когда они шли на Новый Арбат, эта девица из полиции спрашивала их про конкурс красоты.

Платон Кутайсов помолчал, глядя на свою бывшую жену.

— Регина, я хочу, чтобы ты поняла одно, — сказал он тихо. — После убийства этого типа, Кравцова, мы все в эпицентре полицейских интересов. Надо быть наивными, чтобы не понимать, что полиция будет копать и копать. Интересоваться нашей жизнью, нашей семьей. Тобой, мной. Моей женой Феодорой. По поводу нее я хочу сказать тебе — не смей ее трогать.

— Я не трогала ее.

— Не смей возводить на нее напраслину, не смей клеветать на нее в разговорах с полицией!

— Эта девчонка так тебе дорога?

— Да, — твердо ответил он.

— Дороже, чем твои дети? Чем дочери, чем сын?

— Нет. И ты это отлично знаешь. Но Феодору я люблю. И я буду ее защищать.

— Дочь свою ты так и не сумел защитить.

— Возможно, ты сумела, — тихо сказал он.

Теперь замолчала Регина.

— Знаешь что, — сказал он, сразу смягчаясь, — давай договоримся. У нас все же за плечами целая жизнь. Это наша семья. И мы должны защитить нашу семью. У нас обоих есть обязанности, Регина. И ты пойми одно: наезды и клевета на мою жену тебе не помогут. Это, возможно, лишь все усугубит, понимаешь? После той беды, что произошла с Пелопеей, только-только в нашей семье воцарилось хрупкое равновесие. А сейчас полицейские с их вопросами, с их рвением могут все снова в одночасье разрушить. Я в этой ситуации больше всего боюсь за рассудок Пелопеи. Амнезия — это лишь первый громкий звонок. Знаешь, что дальше может быть с нашей дочерью? Полное безумие. Разве ты этого хочешь, жена?

Он назвал ее женой.

Регина ощутила легкий укольчик — в нёбо и одновременно в сердце.

Она покачала головой: нет, нет, полное безумие для Пелопеи — это слишком. Она и так испила чашу страданий.

— Значит, мы с тобой договорились действовать обдуманно в любой ситуации, — подытожил Платон.

Она хотела сказать ему что-то особенное — как мужу. Что ей страшно, что она порой не находит себе места от тревоги, что нуждается как никогда в его защите, в его физическом присутствии рядом.