Читать книгу "Держитесь подальше от театра - Анатолий Гречановский"

Сорок дней, после трагического случая в СИЗО с Вортаном Бариновичем, Соломон, соблюдая осторожность, входил и покидал офис через черный ход, а кирпич так и висел в воздухе, дожидаясь его. На сороковой день Соломон, непонятно по какой причине, потеряв бдительность, вышел из офиса через парадное, и тут же кирпич свалился с карниза ему на голову и поразил насмерть.

– Случилось то, что должно было случиться, ибо кирпич ни с того ни с сего на голову кому-нибудь не падает. Зло должно быть наказано здесь и сейчас, чтобы другим было неповадно его совершать, – продолжал Дениц. – И это справедливо.

– Возлюби Господа своего всем сердцем и всею душой, всей крепостью своей, – воздев руки к небу, взмолился Михаил.

– Не получается у них возлюбить его, ну никак не получается, – взорвался Дениц. – Слишком добр он к ним, слишком милостив, и они этим пользуются, «не согрешишь – не покаешься». Нужна сила, и вы виноваты, что проявляете слабость.

– Возлюби ближнего своего, как самого себя, и будешь иметь жизнь вечную, – ответил Михаил. – Творец и природа – это Бог, главный Архитектор. Человек уникален. Проявляя любовь к себе, к миру, он ощущает свою связь с Богом. Они рано или поздно придут к Нему.

– Да, человек действительно уникален, уже пытается превзойти Творца, – саркастически констатировал Дениц. – Они не обращают внимания на предупреждения, оставленные прошлыми цивилизациями. Час пик настанет, и люди способствуют его ускорению. Важные перемены уже происходят, ад наступает на землю.

– Это цикл жизни, объявленный и управляемый Богом, – дополнил Михаил, выходя на балкон. – Но многое зависит от людей. Они сами должны избрать путь восхождения или падения.

– Перед отъездом, Вортан Баринович, ваш шеф оставил вам небольшой сувенир, – Дениц поставил на стол дипломат, в котором ровными рядами лежали новенькие пачки иностранной валюты. – Вы вправе распорядиться им по собственному усмотрению. А это, – он указал на рукопись, – вам ни к чему. Где нет души, там не поможешь потом, но это может послужить расчетом. Вы начнете новую жизнь.

– Помните, – эхом прозвучал голос Михаила, – благословление Господа многого стоит. Прощайте.

Черные тучи заволокли диск луны. Загрохотал гром. Сильный порыв ветра прошелся по макушкам деревьев. Ночь. Гефсимания. Одиночество. Молитва. Напряжение. Народ. Предательство. Обвинение. Осуждение. Унижение. Бессилие. Дорога на Голгофу. Разъяренная толпа. Тяжелый крест. Безжалостное солнце.

– Стойте, не уходите! – закричал Сема, кинувшись к открытому балкону.

Сверкнувшая молния осветила безумное лицо Семы, а раскаты громового ликующего хохота заглушили его крик. По экрану телевизора побежали черные волны, и появилась «шляпа с петушиным пером».

– Все кончено. А было ли начало? Могло ли быть? Лишь видимость мелькала.

Сема подбежал к столу, схватил рукописи и вдруг увидел, что текст с листов стал исчезать, а бумага стала превращаться в труху.

– Чему быть, того не миновать.Не первый ты и не последнийЧью душу должен черт забрать,

– сквозь хохот неслось с экрана вслед обезумевшему Семе.

Возмущенная душа искала выхода. Он выбежал из комнаты, пробежал по пустому коридору, спустился по лестнице и выбежал во двор. Открытые створки ворот скрипели под порывами ветра. Не обращая внимания на потоки дождя, Сема выбежал за ворота и, как бы ища и догоняя кого-то, метался в разные стороны, устало крича:

– Стойте, не уходите! – и в изнеможении, рыдая, упал на траву. – Не оставляйте меня. Освободите меня от этой жизни, – жалобно причитал он, раскачиваясь из стороны в сторону. – Заберите меня с собой.

Гроза бушевала с полной силой. Все погрузилось в темную бездну. Раскат грома расколол небо, и вспышка молнии ударила в метрах десяти от Семы. Яркий луч света, испускаемый сверху от плоского непонятного предмета, образовал на поляне яркое пятно, в котором возникло изваяние, завернутое в плащ. Плащ распахнулся, обнаружив фигуру Деница в каком-то странном, плотно обтягивающем тело, костюме.

– Кресло мне, – приказал Дениц.

И в ту же секунду появились Лукавый, Косматый и Азазель в точно таких же костюмах. Лукавый пододвинул кресло, и Дениц сел, а Косматый раскрыл над ним зонтик, хотя дождь не попадал на поляну, а продолжал бушевать вокруг появившейся компании.

– Скажи мне, любезный, сколько жизней надо прожить, чтобы заслужить свободу? – спросил Дениц у Лукавого, не поворачивая головы.

– Много, босс, но самое главное – надо достичь духовного совершенства.

– А достиг ли духовного совершенства этот человек?

– Нет, босс.

– Босс, отпустите его на волю, – вмешался Косматый, – социальная среда отравила его душу и лишила памяти прошлых жизней.

– А были у него в прошлой жизни заслуги? – обратился Дениц к Лукавому.

Тот закатил глаза и стал что-то нашептывать, загибая пальцы рук.

– Да что вы с ним возитесь, босс, пошлите к чертовой матери, что вспомнит по пути, там остановится и найдет потерянное, – не выдержал Азазель.

И в то же момент… как в калейдоскопе, перед глазами Семы замелькали события прошлых лет, уходя все глубже и глубже в вековую трясину. Страны, города, сражения, пожары, изуверства, лица людей разных эпох, времен и народов. Внезапно дикий рев медведя остановил бегущее время. Из лесной чащи по тропинке вышел Симеон-отшельник, крепкий, кряжистый, весь обросший, одетый в дряхлое рубище, с вязанкой хвороста за спиной. Рев повторился. Симеон остановился, прислушался и спокойно пошел дальше. Войдя в избу, наполовину врытую в землю и отапливаемую по-черному, подбросил немного хвороста в тлеющий очажок, присел к нему и стал разбирать пучок сухих трав, бросая некоторые в глиняный чан, стоящий на очаге. Тишину нарушил сначала чуть слышный, приближающийся скрип колес. Через некоторое время к избе подкатила телега в окружении трех отроков. На телеге неподвижно лежал молодец в разодранном кафтане. Симеон вышел навстречу.

– Отче, помоги княжичу, – они низко поклонились.

– Недосмотрели. На медведя один пошел. Еле отбили. Умрет – хозяин нас засечет.

Симеон подошел к княжичу. Тот со стоном повернулся.

– Прости, отче, видать, обиделась на меня Девана, что не совершил жертвоприношение.

Симеон молча ощупал его со всех сторон и пошел к избе. Вернувшись, принес глиняный горшок и охапку больших листьев лопуха. Разодрав кафтан княжича, стал смазывать его спину черной вонючей мазью и поверху накладывать листья лопуха. Затем приказал холопам оторвать боковину от брички и привязать к спине потерявшего сознание княжича. Сделав все, что было приказано, Симеон сам резко перевернул княжича на спину с привязанной доской. Княжич застонал и открыл глаза.

– Жив будешь, княжич. Истину реку. Лежи так до наступления новолуния, а там все по воле Перуна, – и, обернувшись к холопам, спросил: – Медведя забили?