Читать книгу "Наш маленький Грааль - Анна и Сергей Литвиновы"

– Тогда я готов дать вам изумительный шанс. Уникальный! Единственный в мире! Потряса…

– Сколько? – перебила она.

Мужик осекся. Пробормотал:

– Вы деловая женщина. Двести евро.

– Это нереально, – покачала головой Маша.

– Партер. Середина. Мягкое кресло. Восьмой ряд.

– Нет, извините, – вздохнула она. – Звучит заманчиво, но это мне не по карману.

– Что ж… – вздохнул мужичок (странно, он явно был итальянцем, но определение «мужичок» по отношению к нему так и напрашивалось). – Очень жаль. – И зачем-то взялся объяснять: – Я не особый знаток оперы, а моя жена ее обожает до такой степени, что всегда ходит сюда одна, чтобы никто не отвлекал ее от музыки пустой болтовней. Но сейчас ей пришлось срочно уехать, понимаете ли, срочная командировка, а билет остался, и я взялся его пристроить и подумал, что такая ценительница искусства, как вы, не откажется от такого шанса…

– Вы уже говорили про шансы, – вздохнула Маша. – Но я могу себе позволить только последний ярус. Тот, что по двадцать евро.

– А вы надолго приехали в Милан? – неожиданно поинтересовался мужик.

– На три дня, – пожала плечами Маша.

– Но потом приедете еще? – продолжал пытать он.

– Вряд ли.

– И вы уедете, так и не посетив Ла Скала? Не повидав божественное горло Марии Каллас?

– Какое еще горло? – опешила Маша.

– Не знаю, как сейчас, но до реконструкции ее горло в фойе выставлялось. Заспиртованное. В банке. Ну, знаете, как у вас, в Санкт-Петербурге. В Кунсткамере.

– Какая гадость… – пробормотала Маша.

– Вы можете на него не смотреть! – поспешно проговорил мужичонка. И продолжил давить: – Ну так что? Берете билет?

– Нет, – вздохнула Мария. – Я приду вечером, перед спектаклем. И попробую достать лишний. За разумные деньги.

– Это нереально, – отрубил собеседник. – Вечерами сюда приходят сотни студентов, понимаете – сотни! И все они мечтают только об одном. О недорогом билетике на галерку. Так что вам ничего не светит. А тут: самое престижное место! Партер! Обитое бархатом кресло! И акустика! В том месте, которое я предлагаю вам, она особенно изумительна!

Ситуация начинала ее веселить, и Маша лукаво улыбнулась навязчивому мужичку:

– А вы случайно не рекламный агент?

– Я литератор и не-на-ви-жу торговлю! – живо откликнулся он. – Но жена сказала, чтобы я обязательно пристроил ее билет, потому что двести евро – это немалые деньги, но в кассу их обратно не принимают, а прийти вечером я не смогу…

– Как интересно! – всплеснула руками Маша. – А я литературовед. И буду выступать на конференции по русской литературе. Слышали, она сейчас проходит?

– Вот как… – Мужичок вдруг смутился. Постоял, подумал и вдруг выдал: – Тогда сто восемьдесят.

– Сто восемьдесят чего? – опешила Маша.

– Евро. За билет. А двадцать – скидка за то, что мы с вами коллеги. Я верну их жене из собственного кармана.

– Нет, вы все-таки не литератор, а коммерсант, – усмехнулась Мария.

– Сто пятьдесят. Вы только подумайте! Альфреда сегодня будет петь Массимо Джордано! А Виолетту – сама Кристина Каллардо Домас, от ее сопрано люди впадают в ступор! А вы придете вечером, грустно постоите под дверью – и вернетесь ни с чем!

– Сто пятьдесят евро – это все, что у меня есть с собой.

– Вот и отдайте их мне, – не растерялся он.

– Вы не поняли. Сто пятьдесят – на все три дня, что я сюда приехала.

– Ох, ну о чем тогда с вами разговаривать! – горячо воскликнул мужичок.

Но не ушел. Снова задумался. И наконец выдал:

– Хорошо. Сто. Но это мое последнее слово.

– Но…

– Сто – или я ухожу. Подумайте! Жермона будет петь сам Ренато Брузон! И дирижер – Риккардо Мути!

Полный, конечно, бред. Отдать две трети всех своих денег всего лишь за несколько часов в мягком кресле… Но, с другой стороны, дядька прав. Совсем скоро она уедет и, наверно, не вернется сюда никогда. К тому же, по закону жанра, именно сегодня вечером Илья Александрович или итальянец Марио позовут ее прогуляться. А она в ответ лишь эффектно пожмет плечами: «Сорри. Вечером я занята. Иду в Ла Скала».

И Маша, вздохнув, потянулась за кошельком.

В оперу она явилась при параде – лучшее платье, туфли на каблуках, плюс фамильное ожерелье с четырьмя микроскопическими бриллиантами. И тут же поняла, что, несмотря на все ее ухищрения, выглядит она здесь, в партере, абсолютной Золушкой. Маша не очень разбиралась в haute couture и драгоценностях, но даже ее скромных познаний хватило понять: наряд каждой из прочих дам тянет как минимум тысяч на десять евро. Ох, эти вечерние платья с открытой спиной! А туфельки, как в сказке, сплетенные будто из лилий! А украшения! Сколько ни убеждай себя, что бриллианты – всего лишь стекляшки, однако их обладательницы столь горделиво выгибают шеи… Так снисходительно позволяют кавалерам поддерживать себя под руку… Как ни убеждай себя, что это все лишь мишура, но в Ла Скала очень хочется поражать .

Маша нашла свое место и скромненько устроилась в кресле. Итальянский литератор – или кто он там на самом деле был – не соврал: сцена оказалась совсем близко. До спектакля еще оставалось время, но оркестр уже вовсю настраивался, наигрывал, пока вразнобой, бессмертные мелодии Верди. Итальянские буржуи и буржуйки, заполонившие партер, обменивались приветствиями. Наверху, на галерке, галдели студенты. В кресле слева от нее поместился необъятных размеров толстяк в компании столь же огромной дамы. Смешно, но он тут же накрыл огромной лапищей ладонь своей спутницы и принялся нашептывать ей в ушко что-то игривое, а та стреляла в него счастливыми взглядами и лукаво хихикала. Удивительные люди – разве в таком возрасте и с такими габаритами им не положено всего лишь сдержанно обсуждать успехи детей и внуков? Но этим итальянцам после литра просекки, видно, закон не писан.

Кресло справа пока пустовало, и Маша решила: если его никто не займет, она, когда начнется спектакль, обязательно пересядет. А то слушать противно, когда великовозрастные толстяки воркуют в стиле Ромео с Джульеттой.

Но пересесть она не успела – в кресло рядом опустился мужчина. Маша скосила на него взгляд и тут же в смущении отвернулась. Потому что сосед ее просто ослеплял. Выглядел он абсолютным, лакированным итальянцем. Какой-то шикарный граф, не меньше. Черный смокинг, ослепительно белая рубашка, легкие лаковые туфли – интересно, он в них по мокрому асфальту шлепал? Или, как принято в России, переобувался в гардеробе? Хотя о чем это она – такого перца наверняка привезли на машине. На каком-нибудь столь же лакированном «Мазератти». Хотелось бы знать, где же его холеная, надменноглазая спутница? Наверно, она не интересуется оперой. И проводит этот вечер на каком-нибудь светском приеме, куда после первого акта «Травиаты» переместится и ее супруг…