Читать книгу "Жнецы - Джон Коннолли"

Милтон слегка склонил голову, словно бы пряча выражение своего лица, но Гэбриел этот жест пропустил: он сейчас ненадолго смежил веки.

– И давно?

– Два дня назад, может, даже чуть больше. Здесь поговаривают, что ты в своем роде медицинский феномен. Чудо. Или, возможно, господь тебя так опекает.

Губы Гэбриела тронула мертвенная улыбка.

– Хотя господь не верит в таких, как мы, – произнес он и остался доволен, заметив, как на лице у Милтона мелькнула тень. – И кстати, – при вдохе Гэбриел чуть не поперхнулся, – зачем ты здесь?

– А что, один старый друг не может навестить другого?

– Мы не друзья.

– Мы уже так успели сблизиться, что иначе нас и не назовешь, – сказал Милтон, на что Гэбриел чуть заметно кивнул в неохотном согласии. – Я за тобой смотрел. – Милтон указал на камеру в углу.

– Поздновато как-то.

– Мы беспокоились, как бы кто не попытался завершить начатое.

– Я тебе не верю.

– А меня это и не волнует.

– Так ты что, мой единственный посетитель?

– Нет. Был еще один.

– Кто?

– Твой любимец.

Гэбриел снова улыбнулся, уже теплее.

– Он полагает, что это как-то связано с прежними нападениями, – сказал Милтон. – И хочет взяться за Лихагена.

Улыбка сошла с лица Гэбриела. Он, не спуская глаз, мутновато смотрел на Милтона.

– С каких пор у тебя появился интерес к Лихагену?

– Лично у меня его нет и не было, – сказал Милтон, выжидая дальнейших расспросов.

Ему показалось, что в чертах Гэбриела что-то такое мелькнуло, какое-то потаенное знание. Милтон подался ближе:

– А вот для тебя у меня кое-что появилось. Ты просил по возможности выяснить что-нибудь насчет Лихагена и Хойла. Большинство из этого, я так понимаю, ты уже знаешь. Так вот, имела место, как бы это лучше выразиться, некая аномалия.

Гэбриел ждал.

– Тот, кто звался Кандичем, нанимался не для убийства Лихагена.

Гэбриел взвесил сказанное. Мысли были все еще затянуты наркотическим дурманом, ум туманился. Он отчаянно пытался встряхнуться, но хмарь была сильна, а сил мало. При иных обстоятельствах необходимую дедукцию старик бы проводил наедине с собой, но сейчас ему в качестве поводыря необходим Милтон. И Гэбриел, напряженно переглотнув, задал вопрос:

– Кого он посылался убить?

– Мой источник говорит, Николаса Хойла.

– Посылался кем, Лихагеном?

Милтон покачал головой.

– Искать надо дальше. Хойл был задействован в какой-то сделке с нефтью на Каспии. И, похоже, есть некто, кто предпочел бы, чтобы он в ней больше не участвовал. Мой источник также говорит: что бы там ни происходило между Хойлом и Лихагеном в прошлом – если только та вражда и в самом деле существовала в той форме, в какой подается, – то оно теперь забыто. Ощущение такое, что молву о своем антагонизме они использовали для обоюдной выгоды друг друга. «Враг моего врага – мой друг». Иногда соперники Хойла обращались к Лихагену, а недруги Лихагена к Хойлу. И каждый из них использовал свои подходы, чтобы вызнавать что-то к выгоде другого. Это старая игра, и они играли в нее мастерски. Кроме того, оба разделяют интерес к молодым женщинам – очень молодым, – во всяком случае разделяли, пока не начала брать свое болезнь Лихагена. Старый греховодник по-прежнему поставляет сладенькое Хойлу. С обязательным условием: девочки должны быть нетронутыми. Девственницы. У Хойла ведь фобия к болезням.

– Но его дочь, – припомнил Гэбриел. – Она ведь была убита.

– Если и да, то не по наущению Лихагена. Это не имело отношения ни к нему, ни к какой-то междоусобице с Хойлом, настоящей или мнимой.

– Настоящей или мнимой, – тихо повторил Гэбриел.

Его пробрало что-то похожее на тошноту, боли как будто усилились. Это была ловушка. Губительный подвох. Он закрыл глаза. «Настоящей или мнимой». О чем это все говорит? Нет дурака глупей, чем дурак старый.

– Помоги им, – просипел Гэбриел.

Его бескровная, полупрозрачная от хилости ладонь сжимала Милтону рукав пиджака, невзирая на жало иглы в вене.

– Кому? Кому помочь?

– Луису. И тому, который с ним. Ангелу.

С нежной решительностью высвободив рукав из пальцев Гэбриела, Милтон сел обратно на стул. Это был жест отобщения. Дистанцирования.

– На это я пойти не могу, – сказал он. – Не могу вмешиваться, даже после того, что случилось с тобой. Уж извини.

Напряжение в теле Гэбриела не могло удерживаться долго. Он слабел – снова просел на своих подушках, дыхание вырывалось короткими всхлипами, как у бегуна в конце долгого забега. Старик знал, что конец близок.

Милтон поднялся.

– Извини, – повторил он.

– Скажи Уилли, – подал голос Гэбриел сквозь сгущающуюся темноту. – Уилли Брю. Просто передай. Это все, о чем прошу.

И, уже теряя сознание, он успел увидеть: Милтон вроде как кивнул.

* * *

Тот дом в три этажа стоял на акре земли, занимая площадь примерно в тысячу триста квадратных метров. Находился он под надежной защитой высоких стен, оснащенный режимом автоматического светового включения во дворе и сигнализацией, выведенной на частную охранную фирму, персонал которой был известен отсутствием комплексов касательно применения оружия.

Тот дом занимали некий Эммануэль Ловейн, его жена Фелиция и их двое детей, Дэвид и Джули, соответственно одиннадцати и двенадцати лет. Также с ними вот уже пару дней находились двое малоразговорчивых, а еще менее спящих мужчин. Ловейнов с их чадами они бдительно отгоняли от окон, следя за тем, чтобы портьеры были задернуты, а за подступами к дому следили через систему камер наблюдения.

На тот период в «надежном доме» Луис находился впервые, а Блисса знал только по репутации. Ловейн располагал информацией о ряде южноамериканских политиков, которую ужас как хотели заполучить друзья Гэбриела. Ловейн, в свою очередь, хотел безопасности для своей семьи и новой жизни подальше от джунглей и всяческих хунт. Гэбриел тогда действовал как посредник, и Луиса с Блиссом на время ведения переговоров отрядили в качестве дополнительной охраны. Ловейн представлял собой живую мишень, и были такие, кто стремился его заткнуть прежде, чем у него будет шанс поделиться накопленными сведениями. Гэбриел традиционно придерживался мнения, что в случае, когда за лицом или лицами идет охота, мало что может быть эффективнее, чем приставить к ним в качестве охраны людей примерно такого же склада, что и сами охотники.

Блисс был старше Луиса на добрый десяток лет. В отличие от Луиса, на его счету были уже заметные – можно сказать, престижные – убийства, но ходили слухи, что он сейчас на время хочет уйти в тень. Люди его поприща по прошествии времени обычно скапливали определенный перечень врагов, не желающих делать различий между исполнителем и заказчиками. Для профессионалов – Жнецов – разницы обычно нет: с таким же успехом можно обвинять в убийстве саму винтовку, пулю или бомбу. Подобно им, Жнецы были всего лишь орудиями, применяемыми для осуществления определенной цели. Ничего личного. Однако такая логика не всегда понималась и принималась теми, кто понес утрату, будь она по своей сути личной, профессиональной, политической или финансовой.