Читать книгу "Механическое сердце. Искры гаснущих жил - Карина Демина"

Женщина-тайна.

И призрак. Призраки – частые гости в этом районе.

Брокк, присев на софу, закрыл глаза. Он слышал нервное дрожание пружин в каминных часах и дребезжание тележки за окном, колокольчик и гулкий голос, которым мясник сзывал клиентов… вой кошек, что тянулись за тележкой четвероногой свитой.

До него долетали запахи.

И пальцы правой руки гладили жесткую габардиновую обивку, пальцы же левой ослепли.

Верно. Железо не способно чувствовать.

– Господин? – Брокк очнулся, лишь увидев хозяйку квартиры, женщину с длинным восковым лицом, на котором застыло безразличное выражение. – Вам плохо?

– Нет.

Надо встать. Попрощаться. Уйти.

– Возьмите. – Женщина протянула стакан, и Брокк взял. Опрокинул, не почувствовав вкуса.

– Я найду экипаж, – сказала хозяйка, и во взгляде ее мелькнула жалость.

– Постойте.

Черное вдовье платье, которое несколько оживляет белый воротничок. Седые волосы, зачесанные гладко. И пара поминальных колец на пальцах.

– Вам ведь не в первый раз приходится…

Что?

Утешать? Сочувствовать?

Выпроваживать из квартиры, дабы навести в ней порядок, подготавливая к приходу нового гостя?

– Не в первый, – кивнула женщина. – И… если вы позволите совет, то… забудьте о ней.

Брокк был бы рад.

– Напейтесь. Главное, чтобы не в одиночестве. И завтра, как протрезвеете, найдите себе другую женщину. – Она вынула стакан из его пальцев и поставила на столик, между пудрой и румянами. – Клин клином вышибают. Так вам найти экипаж?

– Нет, спасибо.

Он встал.

– Лэрдис здесь не появится. Во всяком случае, в ближайшее время. – Женщина сказала это в спину.

– Зачем мне это знать?

– Чтобы не возвращаться.

Брокк не собирался? Или все-таки…

– И пожалуйста, – женщина следовала за ним тенью, – не совершайте глупостей. Если она решила с вами расстаться, то решения не изменит. Поверьте.

Вина в бокале не осталось. И память, истощившись, отпустила Брокка. Горько-сладкий вечер с мыслями, которых не должно бы быть. Он поднялся за бутылкой.

Пить?

Исключительно ради послевкусия, земляника и лето.

Лето и земляника.

Девочка его желтоглазая, то ли награда, то ли наказание. И что с ней делать? Остаться друзьями? И тогда у Брокка будет шанс, что его не вычеркнут из жизни, когда отпадет в нем нужда.

Да, сейчас он нужен. И будет нужен еще год… или два… а дальше что?

Вино в бутылке сменило вкус, быть может, ему не хватило малости – ее тепла. Она так забавно держала бокал в лодочке ладоней, грела, нюхала и не решалась попробовать. И смотрела на Брокка с надеждой. И немного, вначале, со страхом. Но страх ушел, а надежда осталась.

Вот только Брокк вряд ли способен ее оправдать.

Или права Дита, и он просто-напросто боится? Это тоже, конечно. Самому себе не стоит лгать, но столь ли силен его страх, чтобы отказаться от попытки…

– Шансов нет, – сказал Брокк, пытаясь зацепиться за звук собственного голоса. И рассмеялся, до того неуверенно прозвучало.

Раздражение и обида были столь сильны, что стальные пальцы сжались, и стекло захрустело, брызнуло осколками, выплеснуло виноградную кровь.

– Проклятье! – Брокк вскочил.

Не о том думать надо.

О взрывах. О бомбах и бомбистах. О Кейрене из рода Мягкого Олова, которому вздумалось пропасть в самый неподходящий момент.

Жив ли?

Два часа, чтобы отправить оптограмму и получить ответ, однозначный, позволивший выдохнуть с немалым облегчением. Пусть Кейрен и чужак, но… в чем-то он Брокку симпатичен.

И хорошо, что жив… а где?

Нюхачи найдут, когда развеется эхо взрыва. И остается надеяться, что Кейрен дотянет до этого времени. И следователь отводил взгляд, скрывая чувства.

Сожаление?

Он ведь коллега, но… нет, не сожаление, скорее скуку. И злость на мальчишку, который, несомненно, сам во всем виноват. И эти подсмотренные чувства человек поспешно спрятал. А Брокк вновь заговорил о взрыве. Филипп слушал внимательно и, не удержавшись, все-таки закурил. Он сидел на шатком табурете, раскачивался – это движение раздражало донельзя – и выпускал колечки дыма. Дым поднимался к потолку дощатой сторожки и просачивался сквозь щели. А человек вздыхал и вздрагивал, когда на плащ его падала очередная капля.

В углу же, на газовой горелке, кипел старый чайник. И человек то и дело предлагал чай, а Брокк отказывался, ему пора было уходить, но он не в силах был подобрать уважительного предлога, уйти же просто так казалось невозможным. И следователь, докурив трубку, спрятал ее в рукаве и все-таки заварил чай в мятых жестяных кружках.

– Крали этой наверняка нет в живых, – сказал Филипп, достав из древнего комода со скрипучими дверцами жестянку. – Расходный материал.

Он показывал Брокку портрет, нарисованный полицейским художником и уже отправленный на копир. К вечеру листовки заполонят город, но следователь прав: найти девицу вряд ли получится.

– Я тут работал когда-то… года четыре, как в управление перевелся. – Следователь склонился над кружкой и, достав из-под полы флягу, плеснул в чай рома. – Хотите?

– Благодарю, но воздержусь.

Не то чтобы Брокк не замерз, но уж больно сомнительного качества был предложенный напиток. Филипп не обиделся, сделав внушительный глоток из горлышка, он крякнул и, выдохнув, занюхал рукавом.

– Здесь своих сдавать не принято. – Филипп не спешил убирать флягу, он держал ее, то встряхивал, то подносил к массивному носу, который успел налиться краснотой. – Перо в бок – это да… или камнем по голове… иногда и горло перервать могут.

Он со вздохом завернул крышку и спрятал флягу в карман, прикрыв его ладонью, словно опасаясь, что Брокк покусится на этакое сокровище.

– А вот к ищейкам идти, уж извините, западло. Стукачей свои же порешат, – задумчиво произнес Филипп, поглаживая карман. Его запах немытого тела, табака и перегара стал сильнее, он смешался с вонью мокрого дерева, каучука и отсыревшего чайного листа, и Брокк с трудом сдерживался от того, чтобы не чихнуть. – И жилые дома трогать… такое не простят.

Он все же убрал руку и пальцами уперся в щетинистый подбородок.

– Разве что зачищали, – с некоторой неохотой признался Филипп. – Если девицу… или так кого…

Брокк кивнул и бросил взгляд на часы.

– А мы подумали, что он загулял… дело-то молодое, бывает. – Филипп обнял ладонями кружку и поднес к носу. – Вам-то, верно, с ним и вправду было б легче. Он вас поймет. Вы его.